Миры Роджера Желязны. Том 24
Шрифт:
— Этот человек — жрец Змея. Обеты жрецов запрещают им стоять у власти.
— Обычно существуют способы обойти обеты.
— Верно, но лорд Бэнсез кажется искренне не заинтересованным в чем-то подобном.
— Это не делает его беспристрастным. Возможно, у него есть фаворит, и он хочет помочь ему. Есть вблизи трона кто-нибудь питающий особое пристрастие к его ордену?
— Нет, насколько мне известно.
— Это не означает, что кто-то не смог подрезать карту.
— Да, хотя Бэнсез не из тех, к кому легко подступиться с подобным предложением.
— Иными словами, ты веришь, что он останется беспристрастным, что бы ни происходило?
— Пока не будет доказательств противоположного.
— Кто ближайший претендент?
— Таббл Чаникутский.
— Кто второй?
— Тмер из Джезби.
— Верхушка очереди из твоего пруда, — сказал я Су-хаю.
Он вновь показал мне зубы.
— Существует у нас кровная месть с Чаникутом или Джезби? — спросил я.
— Ничего серьезного.
— Что ж, тогда о нас просто заботятся, так?
— Да.
— И как же до этого дошло? Помнится, претендентов была куча. Свершилась ночь длинных ножей или еще что?
— Нет, они умирали периодически, время от времени. Никакого внезапного побоища, когда стал угасать Свейвил.
— Ладно, наверняка проводилось какое-то расследование. Кто-то из виновников попал под стражу?
— Нет, все они сбежали или были убиты.
— И что с теми, кто был убит? Опознав их, можно определить, к чему они стремились.
— На самом деле нет. Некоторые оказались профессионалами, среди остальных — парочка обычных мятежников, несомненно, из умственно неполноценных.
— Ты хочешь сказать, что не существует никаких догадок, кто за всем этим стоит?
— Именно так.
— И никаких подозрений?
— Сам Таббл, разумеется, не вызывает доверия, хотя вслух об этом лучше не говорить. Он получил наибольшую выгоду, и пока все случившееся в его интересах. И еще: много в его карьере политического потворства, двурушничества, клеветы. Но все это было давно. У кого в погребе не завалялось несколько скелетов? Уже много лет Таббл добропорядочный и консервативный господин.
. — Ладно, теперь Тмер. Он достаточно скрытен и может вызвать подозрения. Есть что-нибудь, связывающее его с этим кровавым делом?
— Ничего конкретного. В прошлом Тмер никогда не был связан с такими крайностями. Я не считаю его верхом совершенства, но он представляется мне более простым, непосредственным существом, нежели Таббл. Он, похоже, из тех, кто скорей решится на переворот, если уж возжаждет трона, нежели станет добиваться короны путем долгих интриг.
— Возможно, в дело вовлечен целый ряд лиц, каждое из которых действует в собственных интересах.
— И теперь, когда развязка близка, они все выплывут на поверхность?
— Почему бы и нет?
Улыбка. Пожатие плечами.
— Увы, вряд ли коронация положит всему этому конец, — сказал Мэндор. — Корона не защищает от кинжала.
— Но наследник входит во власть, обремененный всей тяжестью своих грехов.
— Это не первый случай в истории. И, раз уж ты заговорил об этом, некоторые превосходные монархи стали таковыми, имея далеко не безоблачное прошлое. Между прочим, тебе не приходит в голову, что прочие могут предположить то же самое относительно тебя?
— Да, и это мне неприятно. Мой отец долгое время добивался трона Амбера — и долгое время мучился. Он стал счастлив только тогда, когда послал все к черту. Уж если меня чему-то научила его история, так именно этому. У меня нет подобных амбиций.
«И все же на мгновение меня охватило любопытство. Что за чувства испытываешь, управляя огромным государством? Каждый раз, возмущаясь действиями политиков — здесь ли, в Амбере или на теневой Земле, — я представлял себе свои действия, окажись я в их шкуре».
— Действительно интересно, — угадал мои мысли Мэндор.
— Возможно, остальные как раз сейчас смотрят в свои магические пруды, — заметил я, — надеясь увидеть там ключи к разгадке.
— Несомненно, — откликнулся он. — А что, если Таббл и Тмер вдруг найдут свой безвременный конец? Что ты будешь делать?
— Даже не думай об этом, — сказал я. — Такого не случится.
— И все же предположим.
— Я не знаю.
— Ты в самом деле должен принять какое-то решение, просто чтобы не ломать голову в дальнейшем. И, надеюсь, нехватка слов не помешает тебе выразить его.
— Спасибо. Учту.
— Расскажи мне поподробнее о том, что случилось с тобой после нашей последней встречи.
Я и рассказал — о призраках Пути и обо всем. Где-то ближе к концу моего повествования вновь послышался вой. Сухай направился к скале.
— Извините, — сказал он.
Скала расступилась, и дядя вошел внутрь.
Немедленно я ощутил на себе отяжелевший взгляд Мэндора.
— Возможно, у нас есть всего мгновение. Слишком мало, чтобы сообщить все, что должно остаться между нами.
— Очень личное, так?
— Да. Поэтому ты должен найти время перед погребением, чтобы пообедать со мной. Допустим, в четвертом цикле голубого неба.
— Прекрасно. Твой дворец или пределы Савалла?
— Жду тебя в пределах Мэндора. Я кивнул.
Скала вновь подвинулась, и перед нами в облачной дымке предстала мерцающая голубым гибкая демоническая фигура. Я мгновенно вскочил и склонился, чтобы поцеловать протянутую ею руку.
— Мама! Не ожидал такой радости… столь скоро. Она улыбнулась, а затем ее оболочка растворилась в вихре. Чешуя поблекла, контуры лица и тела поплыли. Синева стала обычным, хотя и бледным телесным цветом. Ее бедра и плечи раздались, в то время как она теряла в росте, хотя по-прежнему оставалась высокой. Карие глаза стали куда привлекательней, когда стерлись тяжелые надбровные складки. Несколько веснушек проступило на ее теперь человеческом, слегка вздернутом носу. Каштановые волосы удлинились с тех пор, как я последний раз видел ее в таком обличье. И она по-прежнему улыбалась. Ей очень шла простая красная туника; у левого бедра висела рапира.