Миры Роджера Желязны. Том 28
Шрифт:
— Разнять их! Так нельзя!
Он поднял оружие, выпавшее из рук противника.
— Нет, сызнова!
Второй участник поединка схватил рапиру, лежавшую на полу, и с ревом бросился в атаку.
Парировав внезапный выпад, он ловко увернулся и отпрыгнул в сторону. Клинки с лязгом скрестились. Отбив удар, он сделал финт, но его последующий натиск был встречен молниеносной «вертушкой» с проходом под руку. Он успел отклониться, шагнул назад и, улучив момент, нанес укол.
Противник застонал. Королева
— На помощь королеве! Эй!
— Тот и другой в крови! Ну как, милорд?
— Ну как?
Противник вытянул перед собой дрожащую руку. Ужас исказил его черты. Побелевшие губы зашевелились.
— О справедливое возмездье! Я ловко сети расставлял и угодил в них за свое коварство.
— Что с королевой?
— Обморок простой при виде крови.
— Нет, нет, неправда! Это все питье, — простонала она, и придворные зашумели, услышав слова, которые сорвались с ее уст. — Питье! Отравлена! Питье!
Она упала и затихла.
— Эй, слуги, — прокричал землянин. — Пусть закроют дверь. Средь нас измена. Кто ее виновник?
— Искать недалеко. Ты умерщвлен, и нет тебе спасенья. Всей жизни у тебя на полчаса. Улики пред тобой. Рапира эта отравлена и с голым острием.
Кивнув, он осмотрел наследников Земли. Они хотели уничтожить все, что оставили после себя люди. Но по крайней мере это останется с ними навсегда.
— Тогда ступай, отравленная сталь, по назначенью, — воскликнул он и заколол мужчину на троне.
Землянин поднес отравленный кубок к лицу короля и влил остатки жидкости в его раскрытый от боли рот.
«Вам понадобилась Земля? — шептал он неподвижными губами. — Вы захотели получить ее кости без мяса и кожи? Но люди истатуировали ее тело, и какими бы безобразными ни казались вам наши знаки, вы не в силах соскоблить их с трупа планеты. Вам понадобилась Земля? Пусть будет так!»
Он с трудом сохранял декорации сцены.
— Поделом ему, — гортанно прохрипел его соперник. Дутик при шпаге закрыл глаза собрату и горестно сморщил лицо.
«Ты тоже того же мнения?» — спросил его внутренний голос.
— Что с ним? — простонал землянин.
В висках застучали молоточки пульса. По рядам придворных пробежали вздохи ужаса и стаккато тревожного шепота. Свет начал меркнуть. Факелы мигнули. Откуда-то сзади послышался скорбный плач. А в сердце и легких разгоралось жгучее пламя.
Стены дворца задрожали. Они то исчезали, то появлялись вновь, и в этих вспышках мрачного чистилища ему казалось, что за кольцом рогатых идолов с пучками нелепых антенн, раскинулось бескрайнее пространство льда. Колесо Галактики над головой превратилось в огромную пепельницу, и он знал, что оно будет крутиться вечно, вращаясь и перемалывая его прах, его имя и пустые надежды. С каким удовольствием он заполнил бы эту пепельницу доверху — своими мечтами, расой и нерожденными детьми — стряхивая в нее тлен рутины и редкие искры действительных свершений. Только выгорая изнутри — выгорая огнем, как он этим вечером, — люди оправдывали абсурдность разума абсурдной красотой. И он знал, что снова обрел рассудок. Он улыбался дутикам, завершая свою жизнь и декорации финальной сцены.
— Гораций, я кончаюсь. Сила яда глушит меня. — Он взглянул на придворного, который поддерживал его и не давал упасть. — Уже меня в живых (из Англии?) известья не застанут, но предрекаю: выбор ваш падет на (Фортинбраса?). За него мой голос. — Он кивнул в сторону двери, на которой красовалось изображение шутовской маски. — Скажи ему, как все произошло. И что к чему. Дальнейшее — молчанье…
Его голова откинулась назад, и он сфокусировал свою волю на следующей части финала.
Горацио-дутик заговорил о разбитом сердце и ангельском пении. А он, за миг до того, как погрузиться в вечное безмолвие, услышал дробь далеких барабанов.
Шут выступил вперед, на ходу меняя свой облик. Мерцая и переливаясь радужными красками, он остановился — теперь уже белоснежный осколок айсберга — и посмотрел на мертвого землянина. Лепестки колокольчиков на его антеннах печально открывались и закрывались. Остальные молча наблюдали за его беспредельной скорбью, понимая, что только пересмешник и шут мог чувствовать Землю по-настоящему. Он знал, что произошло на их глазах, и он знал, что делать дальше.
Смерть последнего из людей наполнила его болью и уважением.
— Уберите трупы, — тихо промолвил он. — Средь поля битвы мыслимы они, а здесь не к месту, как следы резни. Скомандуйте дать залп солдатам.
Они вынесли землянина на копьях и похоронили его — что не было в обычаях дутиков. И орудия Святилища дали залп в ночное небо — что не было в обычае людей уже многие и многие годы. Шут сделал Землю радостным местом смеха. И дутики обитали на ней, ступая по тернистой стезе своих старших братьев.
Занавес
Кольцо царя Соломона
Скарл носил его в уме — и поэтому умел разговаривать со всеми существами, не понимая, впрочем, ни одного из них. Затем наступил момент взаимопроникновения.
У царя Соломона имелось кольцо, и у того парня, о котором мне нужно рассказать тебе, тоже. Только у Соломона оно было массивным и железным, с пентаграммой на печатке, а у Билли Скарла — невидимым, так как он носил его в уме. Тем не менее оба кольца служили одинаковым целям.
По легенде, кольцо Соломона давало тому возможность понимать язык зверей. Если ты помнишь, Скарл тоже был наделен подобным даром. Полагаю, именно это было причиной его необычной восприимчивости.
Пишу тебе это письмо, Лиза, потому что ты — единственная, кому удалось завербовать его, и, кроме того, думаю, что он был влюблен в тебя. Возможно, я ошибаюсь. Если так, мне остается лишь попросить прощения за назойливость и положиться на твое чувство юмора, расставляющего все по своим местам.