Миры Роджера Желязны. Том 4
Шрифт:
Мой глайдер быстренько припарковали на стоянке у ресторана, точно между двух полос дорожной разметки. Знаете почему? Потому что все мы — туристы.
В свое время «на чай» давали лишь тогда, когда требовалось, чтобы вам быстро и расторопно оказали какую-нибудь услугу. В некотором смысле это должно было хоть как-то компенсировать низкую заработную плату определенного класса служащих. Все это понимали и принимали как должное. Но уже в двадцатом веке, когда я родился, туризм для большинства развивающихся стран стал основным источником доходов. Местные жители смотрели на туристов лишь как на денежные мешки. Вскоре это стало традицией, и постепенно такая точка зрения возобладала во всех остальных странах, даже в тех, откуда приезжали туристы. Отныне каждый, кто носил униформу, знал о той выгоде, которую несли совершенно бесполезные, но выполненные с угодливой улыбкой услуги. Человек в ливрее завоевал весь мир. С тех пор мы все превращаемся в туристов, едва перешагнув порог собственного дома. Мы становимся гражданами второго сорта, которых безжалостно эксплуатируют армии улыбающихся слуг. Бескровная революция, которую совершили швейцары, официанты и привратники, победила! Навеки!
Теперь в любом городе, куда бы я ни приехал, люди в ливреях бросаются мне навстречу, смахивают перхоть с моего воротника, суют в руку рекламную брошюрку, сообщают последний прогноз погоды, молятся за мою душу, следят, чтобы я не промочил ноги в ближайшей луже, протирают стекла моего глайдера, держат над головой зонтик — как в дождливые, так и в солнечные дни, светят на меня ультрафиолетовым фонариком, если небо закрывают тучи, сдувают с одежды прилипшие нитки, чешут мне спину, бреют мне шею, застегивают мне ширинку, начищают мои ботинки… И главное, улыбаются. Прежде чем я успеваю послать их куда подальше, их правая рука уже наготове. На уровне пояса, ладонью вверх.
Черт возьми! Каким благодатным местом стала бы Вселенная, если бы мы все носили ливреи — блестящие и поскрипывающие. Нам бы всем пришлось улыбаться друг другу.
Я вошел в лифт и поднялся на шестидесятый этаж, где находился главный зал ресторана. Тут я сообразил, что следовало бы заказать столик заранее по телефону. Все места были заняты. Я совсем забыл, что завтра на Дрисколле праздник.
Метрдотель записал мое имя и попросил подождать минут пятнадцать-двадцать, поэтому мне ничего не оставалось, как отправиться в один из баров тут же поблизости и заказать кружку пива.
Сделав пару глотков, я, не торопясь, стал рассматривать посетителей. Напротив, в другом конце фойе находился точно такой же бар, погруженный в полумрак. Там я заметил чью-то толстую физиономию, которая показалась мне подозрительно знакомой.
Для таких случаев я запасся специальными очками, впрочем, очки они напоминали только с виду и были не хуже иного телескопа. Я нацепил их на нос и внимательно изучил лицо, теперь повернутое ко мне в профиль.
Нос и уши я узнал сразу. Правда, волосы были совсем другого цвета, да и кожа стала чуть темнее, но ведь это так просто сделать.
Я встал и направился было в тот бар напротив, как вдруг меня остановил официант и заявил, что выносить выпивку за пределы заведения не разрешается. Когда я объяснил, что направляюсь всего лишь в соседний бар, он улыбнулся и предложил отнести кружку за меня. Ох уж мне эта улыбка и рука у пояса! Я прикинул и решил, что купить новую кружку обойдется дешевле. Поэтому я ответил, что разрешаю ему допить пиво за меня.
Толстяк сидел один, с бокалом чего-то искристого перед собой. Подойдя поближе, я снял очки и сознательно шепелявя, спросил:
— Вы позволите, мистер Бейнер?
Он слегка вздрогнул под броней своей толстой шкуры. При этом слои его подкожного жира колыхались еще некоторое время. Он уставился на меня своими свиными глазками. Похоже, что мысли его в это мгновение закрутились, как дьявол в беличьем колесе.
— Должно быть, вы ошиблись… — начал было он, улыбаясь, потом улыбка дрогнула и пропала. Он поправился: — Нет, похоже, это я ошибся. Но прошло столько времени, Фрэнк, мы оба так сильно изменились.
— Еще бы, — подхватил я, вернув своему голосу нормальное звучание. — Нас совсем не просто узнать, когда мы путешествуем инкогнито.
Я сел за столик напротив него. Он, на удивление быстро, будто притянув его на аркане, подозвал официанта и спросил меня:
— Что будешь пить?
— Какого-нибудь пива, — ответил я. Официант кивнул и удалился.
— Ты уже ужинал?
— Нет, я ждал в баре напротив, пока освободится место, и тут увидел тебя.
— Я уже поел, — сообщил он мне, — и если бы перед уходом мне внезапно не захотелось пропустить рюмочку, мы бы, наверное, не встретились.
— Странно, — сказал я, потом добавил: — Грин-Грин.
— Что?
— Verde, Verde. Gr"un, Gr"un [4] .
— Боюсь, что не понимаю тебя. Это что, какой-то пароль, и я должен дать отзыв?
Я пожал плечами:
— Считай это молитвой о сокрушении всех моих врагов, если хочешь. Что у тебя нового?
4
Зеленый-презеленый ( исп., нем.)
— Теперь, раз уж мы встретились, — произнес он, — нам, конечно, стоит кое о чем поговорить. Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?
— Ну разумеется.
Тут как раз метрдотель объявил о заказе Лоуренса Коннера, и мы перешли за столик в одном из бесчисленных залов ресторана, расположенных на этом этаже. В ясную погоду отсюда открывался прекрасный вид на залив, но сегодня все небо было затянуто тучами, и лишь огни буев да изредка вспыхивающий луч прожектора пробивал темную завесу над бушующим океаном.
Бейнер решил, что его голод еще не до конца утолен, и заказал себе новый ужин. Я не успел и наполовину расправиться со своим бифштексом, как он с поразительным проворством уплел целую гору спагетти. Вскоре к ней присоединилось огромное блюдо жареных колбасок, и Бейнер приступил к сандвичам и кофе.
— Ух, — перевел он наконец свое дыхание, — совсем неплохо.
Рот его расплылся в широкой улыбке, в которую он тут же залез зубочисткой. Признаюсь, я впервые за последние сорок лет видел его улыбающимся.