Миры Роджера Желязны. Том 6
Шрифт:
— Становится холодновато, — сказал он, присел на корточки и стал подбрасывать хворост в костер.
— Холод у вас в душе, — подхватил Шульд, — потому что вы чувствуете, как темнота извне наконец проникает в вашу душу.
— Ах, ради всего святого! — воскликнул Пит, выпрямляясь. — Если вы так помешаны на этой религии, какого дьявола вы не становитесь Служителем Гнева? Бегите класть поклоны чинуше, который отдал приказ смешать всю Землю с дерьмом! Займитесь лепкой бюстов с портрета, который Тибор вмалюет в свою фреску! Играйте в карты на деньги в алтаре своего вонючего Господа! Устраивайте лотереи и пикники для сбора средств на проведение Судного Дня, если у вас такой зуд поваляться в грязи! Остальным гадостям вас охотно обучат матерые проповедники Гнева — поверьте, вам будет чему у них поучиться.
Шульд закатился смехом.
— Отлично, Пит! Замечательно! Я рад, что гнев небесный не парализовал ваш язык. Но ваши речи вызвали у меня позыв определенного рода, так что я вынужден покинуть вас. Извините, я в свою очередь отлучусь.
Все еще посмеиваясь, Шульд удалился в заросли.
— Чтоб ему пусто было, этому типу! — в сердцах воскликнул Пит. Сейчас было трудно напоминать себе, что «этот тип» спас ему жизнь — из простого человеколюбия.
«Какой бес вселился в Шульда, что он внезапно принялся донимать меня с упорством маньяка? Сегодня ночью он стал моим крестом. Тяжело ощущать, что эта замечательно пригнанная и отлаженная машина с идеальной системой охлаждения и переработки топлива и правильно организованной системой выхлопа — что эта исправнейшая могучая живая машина вдруг начинает наезжать, причем норовит не просто переехать, а вернуться задом и додавить, сплющить до толщины листа бумаги, чтобы его можно было налепить в качестве одной из фигур на тиборовскую фреску! Нет, если он опять заговорит со мной, я просто не стану ему отвечать!»
— С какой стати он вдруг стал таким? Что за блажь? — сказал Пит, обращаясь наполовину к самому себе.
— Мне кажется, он затаил злобу против христианства, — подал голос Тибор.
— А мне это и в голову не приходило. Как странно. Он ведь говорил мне, что религия для него — пустой звук.
— Он так говорил? Действительно странно.
— А вы, Тибор, как вам его речи?
— Я в известной степени согласен с тобой, — сказал Тибор. — И мне тоже все эти рассуждения до одного места.
Внезапно они услышали в зарослях громкое рычание, завершившееся коротким, но яростным лаем, который сменился пронзительным жалобным визгом. Затем — полная тишина.
— Тоби! — вскричал Тибор, привел в действие электродвигатель своей тележки и покатил к кустам. — Тоби!
Пит бегом последовал за ним. Тележка буквально проломилась через кусты на полной скорости и запнулась у поваленного дерева.
— Тоби! — горестно простонал Тибор. — Вы его убили, убили!
Запыхавшийся Пит увидел возле остановившейся тележки Шульда, который ровным голосом говорил:
— Никакая другая реакция не была бы адекватной в данной конкретной ситуации. Я практикую стандартный ответ на попытку агрессии со стороны субчеловеческих существ: уничтожение. Эти нападения являются привычными для меня. Они чуют, что я…
Гидравлика с силой раздвинула манипулятор Тибора и механический кулак попал точно в подбородок Шульда. Тот покачнулся, схватился за дерево и только поэтому не упал. Каска слетела с его головы, покатилась по земле и остановилась возле трупа собаки, которая лежала на траве с неестественно вывернутой шеей. Выбираясь из кустарника, Пит увидел в лунном свете, что рассеченная губа Шульда опять обильно кровоточит. На голове виднелась рана, которую Шульд упоминал в разговоре. Теперь и она увлажнилась темной кровью. Пит стоял как вкопанный: зрелище было жутковатым. Не сразу до Пита дошло, что Шульд пристально смотрит на него. В этот момент чудовищная ненависть захлестнула его, и он невольно выдохнул, захлебываясь от ярости:
— Я тебя узнаю!
Шульд криво усмехнулся и кивнул головой, будто ожидал какого-то продолжения.
Но Тибор, который наблюдал всю эту сцену, опять горестно взвыл: «Убийца!» — и опять огрел Шульда манипулятором — да так, что тот рухнул наземь.
— Нет, Тибор! — вскрикнул Пит. Его мгновенное прозрение закончилось. — Остановитесь!
Шульд вскочил на ноги. Теперь половина его лица была залита кровью. Видимая часть лица выглядела более человечно — искаженная заурядным страхом, с широко открытым глазом. Шульд повернулся и побежал прочь.
Но экстензор Тибора, стремительно удлиняясь, догнал его и хрястнул по затылку. Шульд опять свалился на землю и покатился, несколько раз перевернувшись через голову.
Тибор подкатил к распростертому телу. Пит кинулся к тележке.
К моменту, когда он добежал до передка тележки, Шульд поднялся на колени. Он расшибся еще больше. Теперь кровью залито было не только лицо, но грудь. Выглядел он ужасно.
— Нет! — вновь прокричал Пит, становясь между Тибором и его жертвой.
Однако манипулятор был проворнее — он снова жахнул Шульда в челюсть, и тот упал навзничь.
Пит стал поднимать и оттаскивать упавшего, размахивая свободной рукой перед его окровавленной головой, чтобы Тибор не нанес нового удара.
— Не надо, Тибор, — молил Пит. — Не убивайте его! Слышите меня? Ради всего святого, Тибор! Он же человек! Как вы и я! Это будет убийством! Не надо!..
Пит выпустил Шульда и прикрыл теперь уже свою голову в ожидании удара. Но удара не последовало. Вместо этого захваты манипулятора обхватили левое предплечье Пита и потянули его вверх. Тележка громко скрипнула и качнулась, но манипулятор, действуя как лебедка, поднял Пита над землей на целый метр, раскачал — и швырнул на кусты. Падая, Пит услышал истошный стон Шульда.
Пит весь исцарапался, набил массу синяков, хотя куст в целом смягчил удар при падении. Лежа на ветках, полуоглушенный, Сэндз слышал, как тележка снова громко скрипит на рессорах. Он начал выдираться из сплетения веток, но это было непросто и потребовало времени. Тем временем раздался лязг, за которым последовал булькающий звук, что-то вроде сдавленного крика.
Пит как сумасшедший вскочил на ноги — и обмер от того, что увидел.
Правый манипулятор Тибора был вытянут на полную длину и устремлен вперед и вверх, как стрела крана. На его конце висел Шульд. Механические пальцы сомкнулись на его горле и уже доделывали свое дело. Глаза Шульда выкатились из орбит, язык свисал. Вены на лбу вздулись канатами. Прямо на глазах у Пита конечности Шульда исполнили страшную пляску смерти. Агония закончилась, и члены повисли плетями.
— Нет, — тихо простонал Пит, понимая, что он опоздал, что уже ничего не вернешь.
«Тибор, — подумал Пит, — я буду молиться, чтобы ты никогда не узнал, чтоты сделал».
Питу Сэндзу пришлось прикрыть свои глаза ладонью, потому что он не мог зажмурить их или отвести взгляд.
Все произошло по плану, все это было заранее продумано — до мельчайшей детали. Но в самом конце произошел сбой. Один-единственный сбой…
«Это должен был сделать я. Он хотел, чтобы это сделал я.Чтобы его убил я. Чтобы я его — убил. Чтобы в последний момент — в самый последний момент — он мог прокричать тебе, Тибор: «Гляди! Гляди! Гляди!» И тогда бы ты был свидетелем, тогда бы ты всеми чувствами почувствовал, тогда бы ты зрел воочию то, чему свидетелем ты должен был стать — по его желанию, по его плану, по его замыслу, — ты наблюдал бы логически необходимую гибель Карлтона Люфтойфеля, гибель от моей руки. Тот, кто сейчас висит тряпичной куклой высоко в воздухе, облитый кровью и заляпанный грязью, с выпученными открытыми глазами, которые до скончания века будут глядеть прямо вдоль горизонта, как будто весь мир плоский и просматривается до самых своих последних пределов, — этот человек желал, чтобы это сделал с ним я, чтобы я сделал это — для него, а ты, Тибор, был бы свидетелем и запечатлел все в своей душе и на фреске на веки веков, дабы весь мир до скончания времен имел перед глазами эту сцену ухода заблудшего, исстрадавшегося человеческого существа, которое страстно жаждало одновременно и обожания и наказания, поклонения и смерти, — здесь бы оно раскрылось во всем своем ужасе и сложности в момент, когда я убил бы его, дабы на мгновение явить и тебе, и через тебя всему миру искаженные в секунду смерти черты Господа Гнева. Ах, как досадно! Ведь это все могло произойти именно так, как задумывалось! Могло, могло! Но ты, мой друг, сейчас ослеплен безумием и ненавистью. Пусть же безумие и ненависть, уходя, заберут из твоей памяти и видение тобой сотворенного. Заклинаю, да будет так. Да не узнаешь ты никогда, что ты сотворил. Да не узнаешь. Аминь».