Миры Роджера Желязны. Том 6
Шрифт:
В том, что со мной произошло дальше, нет ничего удивительного, — я же снова стал юным.
Ее звали Джулия, и впервые я увидел ее в глухом каменистом ущелье, которое, впрочем, выглядело райским уголком на фоне нагих желто-фиолетовых склонов.
Девушка сидела под деревом, напоминавшим застывший фонтан апельсинового джема с прилипшими к нему бледными звездочками конфетти. Ее черные волосы, стянутые на затылке, были закреплены коралловой заколкой. На коленях она держала альбом для рисования и запечатлевала в карандаше небольшую отару овец, щипавших травку неподалеку. Движения ее руки были точны и уверенны, взгляд сосредоточен.
Некоторое время я наблюдал за ней, замерев в седле, а потом солнце выглянуло из-за тучи и моя длинная тень легла прямо к ее ногам.
Она обернулась, приставила ладонь козырьком к переносице. Я спешился, обмотал поводьями первый попавшийся под руку куст и подошел к ней.
— Здравствуй, — сказал я.
Все это заняло у меня секунд десять — пятнадцать, а девушка пока решала, ответить мне улыбкой или нахмуриться.
— Здравствуй. — Она все-таки улыбнулась.
— Меня зовут Анджело, я ехал мимо и увидел тебя… и вот подумал, почему бы не остановиться и не выкурить с тобой по сигарете и не поглазеть заодно, как ты рисуешь? Не помешаю?
Она отрицательно покачала головой, закусила нижнюю губу, отчего лицо у нее снова стало серьезным, но предложенную сигарету приняла.
— А меня зовут Джулия. Я здесь работаю.
— Выходит, кормишься рисованием? И на хлеб хватает?
— Нет, по профессии я биоконструктор. А это, — она постучала пальцами по рисунку и задержала на нем руку, не давая его рассмотреть, — это мое хобби.
— О? Биоконструктор? И что же ты конструируешь?
— Ее, — она мотнула головой в сторону овец.
— Не понимаю…
— Да всю эту толпу.
— Боюсь, что я опять не…
— Это клоны, — сказала она. — Все они выращены из ткани одного донора.
— Надо же! — воскликнул я, усаживаясь на траву возле Джулии. — Ну-ка объясни мне, что такое клоны.
Джулия с видимым облегчением захлопнула альбом. Она, похоже, стеснялась демонстрировать кому бы то ни было свои рисунки, зато про овечек принялась рассказывать просто-таки взахлеб. Я слушал, задавая якобы невзначай не относящиеся к предмету нашего разговора вопросы, и вскоре разузнал кое-что и о ней самой.
Она родилась в Катании, но образование получила во Франции. В настоящее время работала по контракту в одном швейцарском институте — они там занимались исследованиями в области животноводства с использованием методов клонирования наиболее перспективных особей в разнообразных условиях окружающей среды.
Ей было двадцать шесть, совсем недавно и со скандалом развелась и теперь вся без остатка переключилась на своих овечек. На Сицилию прибыла два с лишним месяца назад и о клонах говорила с необыкновенным энтузиазмом, возбуждаясь, быть может, именно оттого, что я-то в этом деле не смыслил ни бельмеса. В мельчайших подробностях Джулия описывала мне процесс, в результате которого овцы, выращенные из клеточной ткани некоего швейцарского гибрида, являлись точными его, этого гибрида, копиями. Упомянула она, в частности, и о странном, пока не разгаданном эффекте резонанса: стоило какой-нибудь из подопытных овечек заболеть, как тотчас все прочие (в разных частях света, включая и швейцарский прототип!) выказывали признаки аналогичного заболевания.
Что же касается человеческих существ, то, насколько ей было известно, клонировать их еще никто не осмеливался — слишком сильны были юридические, морально-этические и религиозные запреты. Правда, ходили слухи об экспериментах, проводимых где-то у черта на рогах, за пределами Галактики…
Несмотря на то обстоятельство, что Джулия действительно была увлечена своими исследованиями, я чувствовал, что рассказывает она все это скорее из потребности в общении, нежели из желания посвятить меня в суть дела. Ну что же, вот мы и общались, к обоюдному нашему удовольствию.
Но о себе я в ту первую встречу не обмолвился ни словом. Я по большей части слушал Джулию, а потом мы сидели молча, наблюдая за щиплющими травку клонами, и тени наши все удлинялись и удлинялись, и снова мы начинали разговаривать, перескакивая теперь уже с пятого на десятое.
Чирикая этак беззаботно, мы, однако, сразу почувствовали, что нам многое еще предстоит сказать друг другу, и стало без слов понятно, что завтра я опять приеду в это ущелье и увижу ее здесь, и послезавтра тоже… Да, да, мы не ошиблись друг в друге.
Вскоре Джулия проявила интерес к верховой езде, и мы ежедневно, утром или вечером, совершали прогулки, во время которых я объяснил ей, каким образом оказался в этом столетии, помалкивая, разумеется, о своем прошлом и причинах, по которым меня застрелили.
Пока мы не стали близки, я не понимал, что люблю ее. Но в тот день я как раз решил принять второе предложение Поля и только тогда осознал, какое место в моей жизни занимает Джулия.
Помнится, я подошел к окну, отвел занавеску и долго глядел в ночь. Угли в камине, вишневые и оранжевые, ярко светились. Холод проникал сквозь тонкие стены, и от дурного предчувствия у меня сжалось сердце.
— Скоро мне придется отсюда уехать, — произнес я.
— Куда?
— Я не имею права тебе это сказать. Молчание. Потом:
— Ты вернешься?
Я не знал, удастся ли мне это сделать, но ничего не имел против.
— А ты бы хотела?
Снова молчание, а потом еле слышное:
— Да.
— Я постараюсь вернуться.
Почему я взялся убрать Стайлера? Да потому что у меня не было выбора с того самого момента, когда Поль поставил все точки над Они подыскали мне крутую синекуру в своей лавке и вручили пакет крайне выгодных акций, но все это оказалось просто крышей.
Нет, я и раньше не питал иллюзий относительно причин, по которым со мной так возятся: разморозили, лечат, и все задарма. Делалось это по инициативе моего потомка, но исключительно ради «Коза Инкорпорэйтед». Благо медицина давно уже была на соответствующем уровне. Разумеется, всегда приятно чувствовать себя в центре внимания, и неважно, что тому причиной. Удовольствию от их предупредительности никоим образом не мешала догадка, что меня собираются в каких-то целях использовать. Если начистоту, удовольствие от этого даже увеличивалось. Ведь возились они со мной отнюдь не из праздного любопытства, а потому что я обладал определенными вневременными качествами, которых моим потомкам недоставало. На эти качества я и ставил, а проявив их, рассчитывал заслужить одобрение своих новых покровителей.