Миры Роджера Желязны. Том 8
Шрифт:
Я вихрем проскочил вдоль крепостного вала. Я опускался в пещеры и парил около спящих драконов и других чудовищ. Я не замечал сходства и не чувствовал родства ни с кем из них.
Лишь спустя много времени мне пришло в голову, что я как-то особенно предан самому Рондовалу. В прошлые времена я бы удивился такому открытию. Я понял, что предпочитаю замок и предместья любым другим уголкам этого мира. Что-то позвало меня обратно. Что? Внутренний голос?
Я вернулся к спящему Полю и тщательно осмотрел его. Я проделывал эту процедуру много раз с момента появления юноши в замке. Как всегда, я будто помимо собственной воли в нерешительности замер, разглядывая родимое пятно на
Желание докопаться до смысла моего существования вновь окрепло во мне. Я начал осознавать, что мой видимый недостаток в этой области носит характер случайности, что, возможно, я одержим сверхидеей, что я должен сделать нечто, что-то обрести, но это «что-то» каким-то образом потерялось и его невозможно обнаружить. Насколько важно для меня это открытие?.. Снова неопределенность. Я начал понимать, что породило мое стремление докопаться до сути.
Поль завтра уезжает. Мои воспоминания о том прошлом, которое было до него, потускнели с появлением молодого человека. Вернусь ли я к своему неразумному бытию после его отъезда? Я не верил в это, однако мне хотелось, чтобы он был частью того стимула, породившего мое стремление к индивидуальности, осмыслению жизни.
Я понял, что именно сейчас принимаю самое важное решение. Остаться ли мне в замке Рондовалов, или я должен сопровождать Поля? В том или в другом случае — почему?
Я попытался сбить летучую мышь во время полета, но ей удалось благополучно убраться восвояси.
Следующим утром они пешком отправились на север. Весна окрасила листву и траву в светлый зеленый цвет. Их путь лежал по равнине до пересечения дорог, именно это место Поль отметил на карте, которую всегда носил с собой.
Они прислонили дорожные мешки к стволу могучего дуба, все еще влажного от утренней росы, и сделали привал. Утренняя дымка, молочной белизной окутавшая все пространство, доживала последние мгновения. Поднимающееся из-за склона горы солнце вступало в законные права и уже объявило о себе ярким румянцем зари. Откуда-то сверху слышались первые пробные аккорды птичьих трелей.
— К вечеру ты сможешь уже выйти на равнину, — сказал Поль, глядя на встающее солнце. — Ты на несколько дней раньше преодолеешь горы. А мне предстоит лишь короткий переход по равнине, затем снова бесконечное карабканье по горам. Ты уже будешь греться на берегу и наслаждаться легким морским бризом, а мне, дураку, брести и брести. Ладно, удачи тебе и еще раз спасибо…
— Побереги слова, — ответил Маусглов, — я иду с тобой.
— На Белкен?
— Все равно.
— Но почему?
— Я очень любопытный. Мне не терпится узнать, чем все это кончится.
— Вот именно — кончится.
— Ты сам не веришь в это, иначе бы не пошел. Не пытайся отговорить меня. Возможно, тебе повезет.
Маусглов закинул мешок за спину и двинулся в дорогу. Вскоре Поль нагнал его.
Солнце наконец показалось из-за могучих горных хребтов, и день распахнул свои объятия. Впереди путников весело заскакали тени.
На ночь они расположились на подстилке из сосновых веток.
Полю приснился странный сон, такие сны никогда раньше не посещали его. Все смешалось в единый клубок. Ясность и понимание переплелись с прошлыми событиями и, словно кривое внутреннее зрение, исказили реальность. Во сне чувствовалось зловещее предзнаменование. Но это предчувствие угрозы было облечено в форму злой шутки.
Семь бледных огоньков в медленном танце кружили над головой Поля. Призывно маня, они взывали к его душе, приглашали присоединиться к ним. Он медленно покинул свое тело и бледной бестелесной тенью встал рядом с ними. Огоньки сверкнули и покинули землю. Он последовал за ними к верхушкам деревьев и дальше, выше. Они вели его к северу, все выше и выше скользя к облакам, манящим своей белизной. Внизу, словно детские песчаные замки, виднелись горы. Но вот и они скрылись из виду. Вокруг завывали ветры, мимо проносились черные тени. Поль мчался все быстрее, все, что окружало его, словно темная рябь, летело в обратном направлении. Шум ветра превратился в оглушающий рев, хотя он не чувствовал ни силы его порывов, ни холода.
Наконец впереди замаячил огромный черный силуэт. Он напоминал большую гору, то здесь, то там украшенную блестящими огоньками: высокие стены, узорчатые башни. Во всем чувствовалась мощь и неприступность. Это был замок, не меньше замка Рондовалов, только процветающий, не запущенный.
Странный полусон-полуявь на мгновение прервался. Поль замерз, прохлада ночи напомнила ему о реальности своим холодным дыханием. Он стоял перед массивной двустворчатой дверью, обитой железом и запертой на тяжелые засовы и замки. На железе была вычеканена огромная змея, ее тело было пробито гвоздями. Над дверями висело чучело большой серой птицы. Поль не знал, где находится, но все ему казалось до боли знакомым — будто он уже бывал здесь в своих снах, но забыл.
Он едва заметно качнулся вперед и тут же почувствовал легкое дуновение, словно Врата окружала невидимая аура, реагирующая на малейшие движения.
Как по мановению волшебной палочки в обеих руках Поля зажглись огни-факелы. Им овладело непреодолимое желание войти внутрь, но он не знал, как открыть загадочные Врата. Двери выглядели массивными и неприступными…
Он проснулся, одолеваемый холодом и волнением. Подбросив на подстилку еще веток и, поплотнее укутавшись плащом, снова лег. Утром Поль хорошо помнил сон, но не стал рассказывать о нем. Следующей ночью он снова вернулся к нему…
Он опять стоял перед неприступными Вратами; забытые ощущения путешествия вновь завладели им, пополнившись некоторыми новыми впечатлениями. Теперь он стоял, высоко подняв руки и чертя древнее заклинание, открывающее проходы. Врата нехотя повиновались: створки дернулись и со скрипом чуть-чуть разошлись. Холод дохнул ему в лицо. Он двинулся в открывающееся пространство…
Каждую ночь на протяжении первой недели пути Поль возвращался в свой сон, проходя дальше и дальше. Огоньки больше не сопровождали его, оставшись за Вратами. В полном одиночестве он бродил по чужой местности — серой и бронзовой, черной и коричневой, погруженной во мрак; черное небо тяжелым пологом нависало над головой. Лишь редкие красные всполохи указывали на то, где должен быть восток.
Это было царство камня и теней, песка и тьмы, холодных, пронизывающих ветров, внезапных огней и скуки. Все, что окружало его, вяло вползало в память, откликаясь равнодушными воспоминаниями. Это было царство зловещего, все чувствующего света, темных пещер и разрушенных статуй, чудовищ и масок. Где-то в глубине маленькая частичка его души горько жалела его, остальная часть духа наслаждалась…
На следующую ночь Поль увидел местных обитателей — грубые чудовища, покрытые чешуей; нескладные, неуклюжие пародии людей с длиннющими руками. Они ползли и скакали, преследуя одинокого человека, убегающего от них; на лице человека застыло презрение и отвращение.