Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств

С какого-то момента, обычно после сороковника, жизнь уже не тянется бесконечно, как в безоблачном детстве, и не марширует, печатая шаг, как в бодрой юности, а начинает прямо-таки бежать вприпрыжку. Казалось бы, еще совсем недавно писал я послесловие к самому первому тому проекта «Миры братьев Стругацких: Время учеников», а вот гляди ж ты — с тех прекрасных дней в самой середине «лихих 90-х» прошло ни много ни мало, а целых тринадцать лет.

И все-таки — в чем-то главном мы с возрастом, как правило, не меняемся. Например, в своем отношении к тому, что мы полюбили в детстве. Ну а я в данном случае еще и в манере писать предисловия: «Если не знаешь, о чем написать, пиши именно об этом». Так что пускай это будет опять стилевая манера «болтун», благо в том, чтобы повествовать в книжном предисловии о фактах своей личной биографии, я не вижу ничего зазорного, особенно если она, биография эта, самым странным образом («Рука Судьбы») оказалась причудливо переплетена с произведениями, мирами и героями братьев Стругацких. Правда, для-ради новизны, чтобы не совсем уж повторяться, я решил проложить свой новый маленький мемуар несколькими документами. Ну, примерно так же, как это сделали братья Стругацкие в повести «Волны гасят ветер». Вот только у них все документы были вымышленными, а здесь — самые что ни на есть подлинные, благо извлечены они из моего собственного архива.

Итак, ни для кого (а точнее, для тех, кто читал первый трехтомник проекта «Время учеников») не секрет, что к творчеству Аркадия и Бориса Стругацких у меня сложилось особое отношение еще с самого раннего детства. Да и вообще — чтение в те времена было для меня не только главным инструментом познания мира, но и развлечением тоже. А вот с кино отношения мои как-то не заладились. Ну да, как и все подростки 70-х, я любил комедии Леонида Гайдая и батальные эпопеи Юрия Озерова, был впечатлен масштабами сурового «пеплума» Стэнли Кубрика «Спартак» и безбашенным беспределом комедии Стэнли Крамера «Это безумный, безумный, безумный мир» (это были, пожалуй, лучшие из очень немногих голливудских фильмов категории «А», которые показывались тогда в СССР), ну и, конечно же, я буквально балдел от французских фильмов про Фантомаса с Жаном Марэ и Луи де Фюнесом и гэдээровских вестернов с Гойко Митичем. Но и все равно — кино в моем детском сердце занимало далеко не самое первое место, будучи не в силах конкурировать с магией печатного слова и литературной фантастики. Произошло это, по-видимому, потому, что фильмов по братьям Стругацким тогда еще не снимали, да и вообще — с кинофантастикой в советском кинопрокате дело обстояло не просто плохо, а очень плохо. Отечественные фантастические фильмы для детей, такие как «Москва-Кассиопея» и «Большое космическое путешествие», меня, помнится, совсем не впечатлили, а из зарубежных лент того времени припоминаются только какие-нибудь, прости господи, «Вожди Атлантиды» да «Легенда о динозавре». Трудно предположить, как сложились бы мои отношения с кинематографом, если бы я сумел посмотреть в детстве или даже юности «Космическую одиссею 2001 года» и «Планету обезьян», «Звездные войны» и «Чужих», «Бегущего по лезвию» и «Терминатора», «Робокопа» и «Дюну», «Назад в будущее» и «Индиану Джонса», не говоря уж о «Властелине Колец» и «Гарри Поттере». Быть может, поскольку был я мальчик увлекающийся, я бы начал осваивать не пишущую машинку, а любительскую кинокамеру, а затем попытался бы даже податься во ВГИК — если не на режиссера, то хотя бы на киноведа. Однако этого так и не случилось, и кино я «заболел», уже будучи совсем взрослым человеком, в 30 лет, когда, работая редактором издательства «Terra Fantastica» в Санкт-Петербурге, я обзавелся своим первым видеомагнитофоном и переворошил всю пропущенную ранее кинофантастику — от Лукаса и Спилберга до Карпентера и Кэмерона. Но для выбора профессии было уже поздно, хотя я и предположить тогда не мог, что судьба еще столкнет меня с кинематографом, причем не только в качестве зрителя.

Вернемся, однако, к Стругацким. Первые фильмы по их произведениям появились в прокате только летом 1980 года, когда я, здоровенный уже лоб, закончив школу, нарабатывал стаж перед институтом на одном из севастопольских заводов. Удивительный факт — эти два фильма («Отель „У Погибшего Альпиниста"» Григория Кроманова и «Сталкер» Андрея Тарковского) поступили в севастопольские кинотеатры буквально на одной неделе. Как тут не вспомнить народную поговорку: «То ни гроша, то вдруг алтын»?

Из всех фантастических фильмов того времени «Сталкер» был самой неожиданной и самой таинственной премьерой. Имя режиссера мне тогда еще ничего не говорило, а в немногих упоминаниях о новинке в местной прессе — да даже в журнале «Советский экран» — совершенно не сообщалось о том, что в прокат вот-вот выйдет экранизация уже легендарной к тому времени повести братьев Стругацких «Пикник на обочине». Фильм был окружен настоящим заговором молчания, и только само его название могло дать путеводный намек для людей, читавших эту повесть. Ну а я к тому моменту перечитал ее в затрепанных номерах журнала «Аврора» не менее десятка раз.

До сих пор помню, как я в первый раз посмотрел фильм «Сталкер» в севастопольском кинотеатре «Украина», что на проспекте Ленина. Несмотря на практически полное отсутствие не только рекламы, но даже и «сарафанного радио», зал кинотеатра был почти полон, но такое ощущение — людьми, которые не только ничего не слышали ранее про Тарковского (я ведь тоже не слышал), но и повесть Стругацких, похоже, не читали. Просто случайная публика, клюнувшая на звучное, необычное и как будто даже иностранное название фильма. Поэтому нет ничего удивительного в том, что недоуменный ропот в зале нарастал по экспоненте по мере продвижения трех героев вглубь Зоны, а когда наступила кульминация на пороге комнаты, где исполняются желания, по сильно поредевшим рядам прокатились громкие обескураженные смешки. И даже я сам, помнится, не удержался и прокомментировал в голос, что вот-де идиоты (те, которые на экране) смотрят на идиотов (тех, которые в зале). Ну а затем, выйдя на улицу после сеанса, я очень долго не мог собраться с мыслями и сообразить, что же это такое я только что посмотрел. Правда, то, что фильм имеет весьма условное отношение к обожаемому мной «Пикнику», мне было понятно сразу же.

А еще через несколько дней я посмотрел и «Отель „У Погибшего Альпиниста"» — и тут разочарование оказалось даже сильнее. Прямолинейная, в лоб, экранизация повести потеряла, на мой взгляд, самое главное — штучные характеры героев и ту тонкую литературную игру, за которую я особенно ценил «Отель». Неведомо куда пропал харизматичный фокусник дю Барнстокр, а вместе с ним и чадо его покойного брата, место которого (чада, а не брата, естественно) заняла ничем не примечательная племянница хозяина отеля Брюн, с определением половой принадлежности которой никаких проблем не возникало ни у героев фильма, ни у зрителей. Ну и далее: господин Мозес утратил свою загадочно-демоническую брюзгливость, а Симонэ — неподражаемый замогильный хохот. Ощутимые потери понесли и образы Хинкуса-Филина, Алека Сневара, Олафа Андварафорса, госпожи Мозес, разумного сенбернара Лель, да и самого рассказчика — немолодого инспектора полиции Петера Глебски. И в результате на экране осталась лишь банальная история про пришельцев, ничем не лучше (но, правда, и не хуже) «Молчания доктора Ивенса» или «Секрета племени бороро» — были такие фантастические поделки, которые мне довелось посмотреть несколькими годами ранее, первая из них — советского производства, вторая — чехословацкого.

Однако если «Отель» я постарался забыть после просмотра сразу же и надолго, то вот «Сталкер» отпускать меня никак не хотел. Было в этом фильме что-то такое — странное и бередящее, — что заставляло меня снова и снова возвращаться к нему в поисках ответа на так и не разгаданную загадку. Возвращениям этим весьма поспособствовали власти города Николаева, куда в этом же 1980 году я перебрался для учебы в местном педагогическом институте. Дело в том, что в этом городе фильм в положенный срок показан так и не был — николаевские начальники (а точнее, идеологический отдел обкома КПСС) просто не пропустили его на экраны области, сочтя то ли крамолой, то ли какой-то уж совсем не нужной народу ерундой (между прочим, точно так же они поступили несколько позже и с «Гаражом» Эльдара Рязанова). И тем самым обкомовские цензоры создали картине Тарковского поистине беспрецедентную рекламу — «запретный плод сладок». Неизвестно чьими усилиями, но «Сталкер» сумел-таки просочиться в Николаев, но только лишь в 1981 году — его дозволили показать на так называемом «клубном» сеансе («киноклуб» — была в советское время такая форма демонстрации фильмов, которые прокатчики относили к разряду «кино не для всех»). С немалым трудом я сумел раздобыть билет на этот «блатной» сеанс — ну а затем, когда аншлаг и ажиотаж сделали свое доброе дело, я посмотрел фильм еще раза три, наверное, подряд в течение всего того месяца, пока он шел в Николаеве сеансами «не для всех» — и эти ежедневные вечерние сеансы для «продвинутых» зрителей, похоже, принесли николаевскому кинотеатру «Родина» кассу не меньшую, чем иные кинохиты того времени вроде «Козерога-1» или «Пиратов XX века», катавшиеся с утра и до вечера.

Как раз к апрелю 1981 года относится мое очередное письмо Борису Стругацкому. Еще в середине 70-х, будучи школьником, я написал ему несколько писем, на которые получил вполне благожелательные ответы. И вот теперь я просто не мог не поделиться с Борисом Натановичем переполнявшими меня мыслями и поэтому рискнул возобновить переписку. Но, в отличие от детских писем, писанных от руки на тетрадных страничках, новое письмо я отстучал на пишущей машинке своего николаевского приятеля Володи Шелухина, и только поэтому копия этого огромного, на десять страниц, письма каким-то чудом сохранилась у меня в архиве.