Мишель и старинный фотоаппарат
Шрифт:
По сути, это был небольшой поселок, находившийся неподалеку от городка. Он состоял из домов, рассчитанных на одну семью и утопавших в зелени ухоженных садов и столетних деревьев.
К несчастью, жители Ситэ-Флери — так назывался поселок — были не хозяевами, а всего лишь арендаторами своих домов, хотя некоторые семьи уже давно переселились сюда. Это позволило ловкому строительному подрядчику купить весь поселок, чтобы соорудить на его месте богатый жилой квартал.
Украшением Ситэ-Флери было большое озеро. Увидев его впервые, друзья не могли не восхититься обширной водной гладью, посреди которой возвышалось несколько островков со стоявшими на них рыбацкими шалашами. Берега озера
Подрядчик объявил жителям поселка о выселении, предложив им переехать в большой бетонный дом, построенный недавно на другом конце города.
День, на который было назначено выселение, приближался. Меньше чем через две недели бульдозеры должны были снести все дома поселка. Уже началась рубка деревьев.
Мартина пригласила друзей для того, чтобы те помогли мадам Перо подготовиться к переезду. В новой квартире места было куда меньше, чем в доме, и предстояло определить, какие вещи взять с собой, а какие выбросить. Особенно много хлама было на чердаке: там лежала сломанная мебель, старая одежда, кипы газет и журналов.
Жители Ситэ-Флери решили воспользоваться проведением ярмарки, чтобы организовать последнюю манифестацию протеста против разрушения поселка. Мартина тоже принимала в ней участие, представляя свою бабушку.
Именно на эту манифестацию в Ситэ-Флери и направлялись сейчас друзья.
— Я думал, вы будете помогать мне! — проворчал Даниель, сгибаясь под тяжестью фотоаппарата.
— Для тебя и воробей — непомерная тяжесть! — усмехнулся Артур.
— Это, кажется, из басни Лафонтена? [2] — спросил Даниель. — Ты сам не знаешь, о чем говоришь, Артур. Ты спутал воробья с рождественской индейкой на двенадцать персон!
2
Жан де Лафонтен (1621–1695) — французский писатель, знаменит прежде всего своими баснями.
Мишель и Артур взялись за ремень футляра и понесли фотоаппарат вдвоем.
Крики манифестантов они услышали издалека. Их перекрывал чей-то голос, доносившийся из громкоговорителя. Слова на таком расстоянии разобрать было невозможно. Иногда говоривший умолкал, и тогда снова раздавались свистки и крики.
— Видно, заваруха уже началась! — ухмыльнулся Артур. — Я, кажется, узнаю голос Мартины…
— Ты совсем спятил! — откликнулся Даниель. — Только представь, что она должна испытывать! Через две недели дом ее бабушки пойдет на слом, а соседний лес уже наполовину вырублен.
— Меа сиlра, [3] — отозвался Артур. — Обещаю, что никогда больше не буду шутить по этому поводу!
Они были уже совсем рядом с Ситэ-Флери. На лужайке собралось не меньше сотни человек. Один из них, стоя чуть в стороне, продолжал что-то говорить в мегафон.
— Видите? Республиканские гвардейцы! — воскликнул Даниель.
— Да, Фромар хорошо знает свое дело, — сказал Мишель. — Все как положено!
И действительно, метрах в тридцати от толпы выстроились в линию республиканские гвардейцы. Они были в касках, в руках держали щиты и дубинки. Казалось, они защищают стоявшие тут же огромные мощные машины, выкрашенные в желтый цвет: экскаваторы, бульдозеры и кран, на стреле которого висел огромный чугунный шар, предназначенный для разрушения стен. Надписи на машинах извещали, что они принадлежат подрядчику Фромару.
3
Моя вина (лат).
— Мы
Его заявление было поддержано возмущенными криками. Мальчики увидели транспарант с удивившей их надписью. Кривыми буквами кто-то вывел на большом листе бумаги: «Фромар не получит сыра!» [4]
— Да, если Фромару удастся осуществить то, что он задумал, ему достанется недурной куш! — заметил Артур.
4
Непереводимая игра слов: созвучное фамилии Фромара французское слово «fromage» (сыр) означает также выгодную, необременительную работу.
Друзья внимательно осматривали толпу, стараясь отыскать среди собравшихся Мартину.
Наконец они заметили ее в последнем ряду манифестантов и направились к ней. Девочка тоже увидела приятелей и пошла им навстречу.
Это была спортивного вида загорелая блондинка с короткими волосами, тонкими и правильными чертами лица и большими голубыми глазами, в которых светился живой ум.
По румянцу, заливавшему ее щеки, было видно, как она взволнована.
— Если бы вы знали, до чего я зла! — воскликнула она. — Председатель комитета по защите поселка прав: этот Фромар — настоящий вандал!
— Скажу больше: это настоящий Аттила, [5] — поддержал девочку Артур. — Куда он ни поставит ногу — землю покрывает бетон, и трава там больше никогда не зазеленеет!
Ярость и отчаяние жителей поселка находили выражение в надписях — столь же злых, сколь и бесполезных, — которыми была испещрена дорога и стены окружающих домов: «Долой Фромара!», «Фромар, ты нам надоел!», «Прочь отсюда, вандалы!».
Мишель собирался о чем-то спросить Мартину, но на лице девочки вдруг появилось тревожное выражение.
5
Предводитель гуннов (? — 453), возглавивший опустошительные походы на Галлию и Северную Италию.
Приятели обернулись и поняли причину этого: позади манифестантов, охватывая их с тыла, выстраивалась еще одна цепь республиканских гвардейцев.
— Осторожно! — крикнул кто-то. — Они заходят сзади!
Человек с мегафоном тоже заметил угрозу и приказал:
— Расходимся, друзья мои! Врассыпную!
В толпе возникло движение, похожее на панику. Друзья вдруг оказались посреди группы людей, отступавших в сторону, где, как им казалось, выход еще не был перекрыт.
Однако там, преграждая последний путь к отступлению, появилась третья цепь республиканских гвардейцев. Лишь нескольким молодым людям удалось в последнюю секунду перебраться через изгородь и скрыться в ближайших садах.
Скоро манифестанты были окружены со всех сторон.
— Ну вот! — воскликнул Артур. — Мы сломя голову мчались сюда, чтобы помочь Мартине, а в итоге окажемся в какой-нибудь темнице, где нет ничего, кроме охапки сырой соломы.
Но его никто не слышал. Несколько манифестантов попытались пробиться сквозь цепь республиканских гвардейцев, однако безуспешно.
— Дело принимает дурной оборот! — сказал Мишель.
Чувствовалось, что нервы манифестантов напряжены. Они осыпали республиканских гвардейцев непрерывным потоком ругательств. Самым мягким было обвинение, что те продались Фромару.