Мишель
Шрифт:
— Я сделаю все, что смогу. Но ты оставайся здесь — подальше от неприятностей. Толпа в бешенстве способна на все.
— Дверь заперта, — заторопилась Мишель, — но они высадили окно. Я слышала, как они разбили стекла. Вы ведь их остановите, правда, остановите?
Стив поглядел на нее, словно хотел что— то сказать, но тут же, повернувшись, побежал к углу строения. Мишель чуть успокоилась, и снова все в ней взбунтовалось. Она не могла просто так ждать и ничего не делать. Нужно совсем спятить, чтобы оставаться на месте, когда рядом будут убивать твоего друга! Может быть, они не посмеют поднять
И она кинулась к углу здания, за которым только что скрылся Стив. Найти разбитое окно было делом нескольких секунд. Не думая, что она может пораниться об осколки оконного стекла, Мишель пролезла внутрь, пробежала через кабинет и длинный коридор.
Уже сквозь рев, лай и тявканье в клетках она расслышала неистовые звуки — это трубила Конни. Едва ворвавшись во двор, она увидела, что творится, и пронзительно завизжала: Конни была обложена со всех сторон пустыми ящиками, которые горели. Пламя уже лизало брюхо старой слонихи, хобот корчился от невыносимой боли, глаза закатывались, а из горла вырывался звук, поразительно похожий на детский плач…
Мишель метнулась к огню, ничего не соображая от бешенства и горя, и когда один из мужчин попытался остановить ее, толкнула его с силой, которой сама от себя не ожидала. Но в следующую минуту она словно на стенку налетела, потому что увидела Стива Лэски и поняла, почему толпа внезапно замолкла.
Стив стоял посреди горящих ящиков и, бледный как мел, целился в толпу из маленького ружья. На глазах у Мишель несколько человек медленно, но угрожающе двинулись на Лэски.
Мишель вскрикнула, и Лэски повернул голову в ее сторону. Потом губы его шевельнулись, словно он говорил «Прости!», и он повернул ружье в сторону огня.
В следующую секунду прозвучал выстрел. И Мишель увидела, как Конни рухнула на колени и упала на бок, как изогнувшийся в волнах океана большой серый кит. Прогремел еще выстрел, и Мишель стало ясно, что Конни теперь уже мертва и ничто на свете — ни ее обещания и мольбы, ни ее плач, ни ее молитвы — не смогут вернуть ей старого друга.
Жгучая боль пронзила ее. Она снова закричала во весь голос, и на этот раз из горла вырывались слова настолько страшные и некрасивые, что если бы мать ее слышала, она бы упала в обморок.
Народ молча расступился, когда Мишель метнулась к пламени. Какая-то часть ее сознания упорно отказывалась верить, что Конни мертва, ей казалось, что еще есть шанс, и она гладила кончик хобота, обводила пальцем застывший глаз, скребла под огромным, как опахало, серым ухом и верила, что чудо еще может произойти и Конни вот-вот снова встанет на ноги.
Она не заметила, что пламя подступило к ней вплотную, зато это заметил Стив Лэски. Мишель отчаянно забилась в его руках, пинаясь, царапаясь ногтями, кусаясь, но все было бесполезно: единственное, что удалось ей сделать, — это расцарапать в кровь ему лицо.
— Прости, Мишель, — сказал он, когда она обессиленно затихла. В его голосе не было злости — одно только сожаление. — Мне пришлосьтак поступить — я не мог позволить, чтобы она умирала в муках.
— Убийца! Убийца! Ненавижу тебя! — взвизгнула она.
Руки Стива разжались, и вот она уже в других сильных
Грязно ругаясь и угрожая людям Лэски, самозваные судьи и палачи — несмотря на свое бахвальство, в душе подавленные — начали расходиться, предоставив Стиву и его рабочим тушить пламя.
Мишель наотрез отказалась уйти. В ноздри бил запах обгорелого мяса, и вид обуглившейся с боков туши, еще недавно бывшей ее другом, навсегда врезался ей в память…
Мишель и раньше случалось страдать, но никогда ее не переполняла такая всепожирающая, безумная ненависть. Теперь она никогда больше не улыбнется рассказу Кланки о ссоре двух циркачей, закончившейся кулачным боем. Злоба в любом своем виде безобразна и отвратительна. После всего увиденного сегодня она уже никогда не сможет жить спокойно и безмятежно. И главным виновником трагедии была даже не толпа — она не запомнила этих людей, — главным виновником был Стив Лэски.
Она затихла в руках отца, решив, что сердце ее разбито и никогда больше не удастся его склеить.
Стив перед тем, как уйти, попытался заговорить с ней. Мишель сидела на ящике, тупо уставившись на пыльные тапочки, ожидая, пока отец заберет ее домой, когда рядом присел на корточки старший из братьев Лэски.
— Прости, Мишель, — сказал он ласково. — Это было самое тяжелое из того, что мне когда-либо приходилось делать в жизни.
— Но вы же могли подождать! У вас же было ружье! Вы могли задержать их, могли заставить их потушить пламя! И если вы рассчитываете, что я вас однажды прощу — никогда! И не надейтесь!
Он неподвижно глядел в ее потемневшие от злости глаза. Волосы у него на голове были подпалены, а лицо посерело так, что каждая царапина была видна предельно отчетливо. Одна до сих пор кровоточила, но Мишель не испытывала ни малейшего сочувствия. Царапины заживут, а вот Конни, ее нежная старая подружка, не воскреснет — и убил ее этот человек.
— Я понимаю, какой это удар для тебя, — сказал Стив. — И мне остается только надеяться, что однажды ты все поймешь. Я не мог допустить, чтобы слон мучался. Этот сброд готов был броситься на меня, несмотря на ружье — а убивать людей, даже ради того, чтобы сохранить жизнь животному, я не мог. Ты чертовски мужественная и верная девочка. В тебе больше мужества и порядочности, чем во всех этих ублюдках. И я надеюсь, что со временем ты поймешь, кто тебе друг, а кто враг.
Подошел отец и подхватил Мишель на руки. На лице у него виднелась копоть, а глаза покраснели, будто он плакал. Он протянул свободную руку Стиву.
— Спасибо, Лэски. Кажется, я снова вам обязан.
Мишель недоверчиво уставилась на него. Отец благодарит человека, застрелившего ее Конни? Всхлипнув, она вырвалась из рук отца и бросилась прочь, подальше от этих жестоких и бессердечных людей, желая умереть, лишь бы не оставаться наедине со своей болью.