Мишень
Шрифт:
Шэрон сглотнула, мысленно представив эту картину.
– На самом деле, у меня об этом не очень хорошее мнение.
Том приподнял бровь.
– Ой, да ладно. Этот урод сам напросился. И ты выдала ему по полной. Все, что я сделал - это немного прибрался.
Шэрон была очень взволнована.
– Сегодня мы убили человека. Мы не должны никого убивать. "Не убий". Слышал об этом?
Том испуганно вздрогнул.
– Потише. А об этом ты слышала, сестра? "Кто
Я только что отказалась от одной, - пришла ироничная мысль. Однако эта беседа беспокоила ее, и она не хотела больше в этом участвовать.
– Мне нужно идти, рядовой. Да пребудет с тобой Господь.
– Ах, сестра такая бессердечная... Я должен стоять на этом посту следующие двенадцать часов. Ты первая хорошенькая мордашка за всю смену, а теперь уходишь. Такой уж я везучий.
Она намеревалась уйти - ей не понравился этот намек. Но она также знала, что стандартная смена часовых длится всего восемь часов.
– Двенадцать часов?
– спросила она.
– А это не слишком долго?
Он усмехнулся.
– Сестра, я не знаю, что значит "слишком", но, по-моему, это чересчур долго.
Затем она поймала себя на том, что оценивающе смотрит на него. Она заметила пять нашивок за каждые три года службы на рукаве синего комбинезона.
– Это не мое дело, рядовой...
– Зови меня Том...
– ...но, как получилось, что прослужив в армии Христианской Федерации пятнадцать лет, ты всего лишь простой рядовой?
Еще один смешок.
– Однажды я был сержантом - примерно два дня. Скажем так, у меня языковая проблема.
Может, он имел в виду недостаток знаний?
– По-моему, твой английский вполне хорош.
– Не такая языковая проблема. Цитирую Xристианский Kодекс Bоенной Юстиции: "Все мужчины и женщины, состоящие на военной службе, независимо от рода занятий, должны всегда воздерживаться от оскорбительных выражений, жестов, считающихся непристойными, а также от любых манер, выражений и поведения, которые могут быть определены как непристойные".
И тогда Шэрон вспомнила его совершенно чудовищные слова после того, как он застрелил человека из Красной Cекты в ее секции.
– Разве это, блядь, не пинок под зад? У меня две Серебряные звезды, две медали Латеранского ордена и сраная Медаль почета Ватикана, и я не могу стать рядовым 2-го класса, потому что я сквернословлю по всякому поводу. Однажды я скажу командиру, чтобы он поцеловал мои долбаные яйца сзади. Что он сделает? Разжалует меня до нуля?
Шэрон поморщилась.
– Пожалуйста!
Он наклонился ближе к ней, как будто хотел открыть тайну.
– Вот почему я стою эту ебаную двенадцатичасовую смену. Наказание, понимаешь? Мой сержант донес на меня - за то, что я ругался после того, как застрелил того парня.
– Ну, ты это заслужил, - парировала она.
– Нечестиво так говорить.
Быстрая мимика отмела ее возражения.
– Богу насрать на то, что я ругаюсь. Главное, чтобы я делал свою работу. Думаешь, Христа, блядь, волнует, что я говорю "говно", "блядь", "хуесос" и "уебок"? Я верю в него. Я принимаю его, как своего Господа и Спасителя. Он просто здоровенный хуй положил на то, как я говорю.
– Правда, мне пора...
– Подожди, - Том легонько схватил ее за руку, потянул назад и подмигнул.
– Неужели ты даже не хочешь узнать, что я охраняю?
Она уже собиралась ответить решительным "нет", но его тон просто зацепил ее.
– Хорошо, рядовой. И что ты охраняешь?
Теперь он наклонился так близко, что она чувствовала его дыхание на своем ухе.
– Его.
– Кого?
– Его. Ты знаешь. Этот красный сектантский кусок говна, который мы сегодня уложили.
Эта информация поразила ее.
– Ты хочешь сказать, что он все еще жив?
– Черт возьми, нет. Он мертвее собачьего говна; блядский покойник в морге. Я охраняю его ебаный труп.-
– Пожалуйста, перестань так говорить!
– взмолилась она.
– Извини. С этим ничего не поделаешь.
– Во всяком случае, ты, должно быть, лжешь, - уверенно заявила она.
– Я знаю правила утилизации. Его бы кремировали вместе с остальными. Немедленно. Тела погибших не должны оставаться на борту во время любой субсветовой миссии.
– Эй, для нас с тобой он - мертвое тело. Но для Подразделения уголовных расследований и Cлужбы Безопасности... он - ебаная улика.
Эта информация возбудила ее любопытство еще больше, настолько, что она проигнорировала его богохульство.
Улика, - подумала она.
Том легонько толкнул ее локтем в бок со своей вездесущей лукавой усмешкой на лице.
– Хочешь его увидеть?
(IV)
Нет, она реально не хотела видеть его. Но что-то более глубокое в ее существе нуждалось в этом. Ей нужно было в последний раз взглянуть на человека, который убил ее коллег и пытался убить ее саму.
– Не волнуйся, здесь нет никаких камер наблюдения; это хранилище считается безопасным.
Том провел ее мимо переборки и быстро закрыл за ними дверь. Перед ней тянулся единственный узкий коридор, вдоль которого располагались в ряд герметичные двери. Над головой горел темно-малиновый свет.