Мисс Марпл из коммуналки
Шрифт:
Надежда Прохоровна захлопывала на ситцевой груди фланелевый халат, стоя возле двери в комнату Клавдии.
Стояла и не решалась ее толкнуть даже мизинцем.
Ноги у Софьи Тихоновны совершенно окоченели, мысль о том, что после подобных утренних приключений у дам обычно случается насморк, добавила решимости.
Софа храбро толкнула дверь в комнату покойной сестры и сказала громко, отчетливо, смело:
– Заперто.
До приезда из Перми троюродной внучки в эту комнату Софья Тихоновна заходила лишь однажды: когда работник похоронного
Потом здесь несколько дней провела Настенька, комната вновь обрела живую душу, но стол для чаепития с внучкой Софья Тихоновна все же накрывала только у себя. Уж больно много неотболевших воспоминаний хранили эти стены. Больно и много.
Надежда Прохоровна сама взялась за ручку двери. Подергала. И наморщила лоб.
– Почудилось? – сердобольно поинтересовалась Софочка.
Соседка хмуро глядела в белую, немного отдающую в желтизну дверь и ничего не отвечала.
– А что почудилось, Наденька?
Надежда Прохоровна шумно вздохнула и, ни слова не говоря, потопала в уборную.
Через минуту дамы разбрелись по своим апартаментам и приступили к утреннему туалету.
Надежда Прохоровна намазала фиксирующим гелем вставную челюсть и причесалась.
Софья Тихоновна протерла лицо лосьоном и нанесла недорогой, купленный в аптеке отечественный крем от морщин на лоб и щеки; розовый тоник и крем для век под глаза…
Надежда Прохоровна умылась под краном детским мылом, досуха обтерлась полотенцем и похлопала по лицу ладонями, измазанными в креме «Алоэ» фабрики «Свобода».
Софья Тихоновна припудрилась, провела по бровям высохшим бросматиком – брови легли ровно и получили цвет, слегка подрумянилась и мазнула по губам перламутровой помадой.
Подслеповато щурясь, Надежда Прохоровна выдернула из левой ноздри отросший черный волос.
Софья Тихоновна уложила на лбу локон и немного сбрызнула его лаком для волос.
К завтраку Софья Тихоновна вышла утянутая в серое домашнее платье с кружевным, сколотым у горла брошью воротничком и простенькими белоснежными манжетами, отороченными лишь узкой полоской кружев. В домашних туфлях-тапочках на низком удобном каблучке.
Надежда Прохоровна сняла из-под уютного фланелевого халата ситцевую ночнушку, застегнула его на все пуговицы и надела под мягкие домашние шлепанцы теплые вязаные носки.
Слегка вьющиеся, почти не седые волосы Надежды Прохоровны влажно поблескивали, так как зачесывала их мадам Губкина мокрой расческой.
На кухне уже вскипел чайник, Надежда Прохоровна расставляла на столе-тумбе розетки и вазочки с печеньем, пряниками и конфетами «Лимон», «Василек» и «Золотой петушок» вперемешку. (В последнее время, когда запропал куда-то единственный сосед-мужчина, дамы все чаще и чаще собирались к завтраку на прогретой газовой горелкой кухне, а не в комнатах, как было приняло раньше.) Делала она все это молча, насупленно и на Софью Тихоновну почти не смотрела.
Софьюшка тихонечко села на табуретку, укрытую вязаным разноцветным
– Что-то случилось, Наденька?
– Случилось, – хрипло ответила та.
– Что?
– Совсем я ополоумела, – старательно не встречаясь с соседкой взглядом, буркнула Надежда Прохоровна. – Чудища всякие мерещатся.
– А какие чудища, Наденька?
Надежда Прохоровна села на табурет, провела подрагивающими пальцами по столу, будто стряхивая с него невидимые крошки, и покачала головой, по-прежнему не глядя в доброе встревоженное лицо приятельницы.
– Показалось, что Клавдия за спиной прошла.
– Куда прошла? – ласково допытывалась Софьюшка.
– Да вот, – Надежда Прохоровна вскинула голову, – чаю вчера с тобой напилась на ночь, утром пораньше в туалет вышла… Иду, а в зеркале, Соня, – глаза ее расширились, наполненные впечатлениями, – в зеркале… как будто тень мелькнула!
– Тень мелькнула?! – Изображая пугливый интерес, Софья Тихоновна легла грудью на стол.
– Ага! Я иду, а за спиной – шасть! Промелькнуло что-то! Большое, серое… и в Клавину комнату – прыг! Я чуть там прямо и не легла.
– Так пойдем заглянем в комнату!
Софья Тихоновна встала с табурета.
– Зачем? – виновато заерзала глазами соседка. – Померещилось спросонья, и все тут.
– Да нет уж, пойдем! – настаивала Софа. Знала, пока не проверишь, все ли ладно в доме, будет преследовать призрак, не уймется! По ночам станет мерещиться.
Надежда Прохоровна вроде бы безразлично пожала плечами, – ладно, мол, если ты так хочешь, пойдем, – и отправилась за подружкой к комнатам.
Софья Тихоновна принесла ключ от запертой двери, отперла не скрипнувший замок (проделала все это с демонстративной бесшабашностью) и провела соседку в комнату.
Длинный, под потолок тюль легонько колыхнулся им навстречу. По комнате уже вовсю сновали солнечные зайчики и веселенькие кружевные тени, утренний подарок древнего вяза. На покрывале полуторной кровати у стены ни одной морщинки, на мебельной югославской стенке – году в семьдесят четвертом покупали, в рассрочку, – ни пылинки, телевизор накрыт кружевной попонкой, поверх нее две пятнистые собачки из бисквитного фарфора и девочка с оленем.
– Ну? – Стоя в центре большой, почти тридцатиметровой комнаты, Софья Тихоновна развела руками. – Никакого призрака…
– Скажешь тоже, – пугливо фыркнула Надежда Прохоровна и скосила настороженные глаза на высокую постель.
Софья Тихоновна сделала два шага, откинула длинный полог покрывала и заглянула под кровать. Потом, обойдя застывшую истуканом Надежду, поочередно раскрыла платьевые отделения стенки, заглянула в кладовку – горы ветхой и не очень нафталиновой одежды на крюках, тюки, свернутый рулоном матрас и лестница-стремянка.
– Нет ничего. А хочешь, к Вадиму Арнольдовичу зайдем?
– Скажешь еще, – практически повторилась Надежда Прохоровна.