Мисс Неугомонность
Шрифт:
– Эй, братишка, теперь я знаю, почему ты так любишь Пингвинов (хоккейная команда НХЛ – прим. Авторов). Потому что ты сам как пингвин – трясешься над яйцом, – не унимался Ноа.
– Я бы на твоем месте начинал трястись над своими яйцами, которые я тебе откромсаю, если…
Перепалку оборвал тихий звук, раздавшийся из свертка на руках изумленно-счастливого Рика. Рози все же проснулась и теперь требовала внимания.
– Так, парни. Мы с Алееной поднимемся наверх и займемся нашей малюткой, а вы пока разбирайте багажник моей машины, – не выдержала я и, забрав
Я даже не ожидала, что этот вечно огрызающийся грубиян лишь моргнет и молча начнет копошиться в многочисленных пакетах, сваленных в моей машине.
Наверху я передала попискивающую Рози на руки Алеене и велела тихо напевать какие-нибудь песенки, пока я грею воду для детского питания.
– Мари, – жалобно прошептала Алеена, – я не знаю ни одной детской песенки. Что делать?
– Пой любую, лишь бы она была о любви, – вместо меня ответил практически моими словами вошедший Кевин.
Алеена набрала в грудь воздуха, как перед прыжком в холодную воду, и тихо запела низким грудным контральто, так не вяжущимся с ее хрупкой внешностью:
Летняя пора. И жизнь легка,
Рыбка плещется, и вырос хлопок.
Твой папа богат, а мама красива,
Так тише, малышка, не плачь!
Однажды утром
Ты встанешь с песней,
Затем расправишь свои крылья
И полетишь в небо.
Но до того, как настанет это утро,
Ничто не сможет навредить тебе,
Пока мама и папа рядом с тобой.
Так что не плачь! (песня Summer time – прим. Авторов)
Кроха, заслышав голос мамы, притихла и уставилась на Алеену, что, в свою очередь, не могла отвести от дочери наполненного слезами взгляда.
– А вот и наше молочко готово, – тихо подошла я к подруге и подала ей теплую бутылочку. – Сейчас мамочка тебя покормит, потом погладит по спиночке, чтобы ты срыгнула, и немножко погуляет с тобой. А папа Рик и дядя Кевин пока установят твой пеленальный столик, чтобы тетя Мари смогла научить мамочку менять тебе подгузники-и-и.
Вот скажите мне, что за идиотская манера любого взрослого человека так по-дурацки растягивать гласные и сюсюкать при разговоре с младенцами? Но странное дело, выходит это, видимо, само собой.
– Эх, закончились наши безбашенные вечерухи! – вздохнул, впрочем, без реального сожаления через несколько часов Фино, плюхая на стол большое блюдо с закусками к безалкогольному пиву.
– Да ладно! – отмахнулся Ноа. – Рози же не вечно младенцем будет. Вот подрастет – и начнет с нами зажигать!
Мы все собрались за большим столом в общей гостиной, чтобы отметить-таки появление нового члена большой семьи. Вот только эти посиделки разительно отличались от прежних у парней. Музыка не орала из колонок, а играла совсем тихонько, а помимо банок, бутылок и тарелок на столе красовалась радионяня, к которой как минимум четверо из нас с тревогой прислушивались.
– Я тебе зажгу! – угрожающе рыкнул Рик
– Только научи чему плохому, я тебе сам задницу подпалю! – присоединился к превентивному запугиванию Саваж, и-и-и-и мое глупое сердце снова скакнуло, а разум послал бесполезный вопрос вселенной: «Ну почему именно этому засранцу нужно быть таким?»
Весь сегодняшний вечер, еще с самой клиники, этот патологический хам и грубиян ломал мне всю линию его восприятия, которую я худо-бедно выстроила, дабы не выглядеть в его присутствии постоянно какой-то дурочкой, что не может от него глаз отвести. В то время как он замечал меня лишь тогда, когда желал вывалить в очередной раз свое недовольство или искал мишень для придирок и обидных подколок.
Да еще этот его постоянный токсично-презрительный взгляд, стоило на съемках появиться Ронни и начать говорить со мной.
– Да омоторели вы, что ли?! – возмутился Фино. – Я же имел в виду, что мы ее круто в игры компьютерные резаться научим. Мы вон уже и сеть мониторим, ищем самые лучшие, чтобы развивающие там…
– Да в жо… выхлопную трубу ваши игры! Глаза ребенку портить и мозг ломать! – ткнул в них пальцем Злой Большой Брат. – Нормальные у нее игрушки будут.
Парни заспорили, но в этот момент в динамике радионяни закряхтело и запищало, и Али с Мангустом подорвались с места, как и мы с Кевином.
– Мы сами! – строго зыркнул на нас Рик, и они умчались вверх по лестнице.
Саваж пробубнел что-то матерное с упоминанием всяких «криворуких кидал» и, допив залпом банку пива, ушел в сторону выхода в гараж. Я же, запретив себе пялиться на его уплывающую из поля зрения задницу, пожелала парням хорошо посидеть и, сославшись на занятость, умотала в свою каморку. Смета сама с собой не разберется, между прочим.
Но, оказавшись наедине с экраном монитора, вдруг ощутила, как противные, горькие слезы подступают к глазам. Часто заморгала, сглатывая и пытаясь загнать вглубь этот спонтанный прилив грусти. Вот с чего бы? У нас тут радость вообще-то! Рик с Али счастливы, хоть пока и растерянны, бестолковы и даже слегка перепуганы. Но это нормально, это только фантазировать о малыше просто, а его реальное появление способно сбить с ног интенсивностью нахлынувшей ответственности и прочей психологической и бытовой фигни.
Но они это перерастут, пройдут жизненный этап вместе. Ведь их двое. Они есть друг у друга, и у них есть любовь – такая, что поможет преодолеть и разрулить что угодно. Боже, они даже ведь не представляют, как прекрасны вместе. Изнутри светятся, тянутся, ищут взглядами, застывают, затаивая дыхание, любуясь, ни черта не отдавая себе отчета, что это делают и как это влияет на окружающих, заставляя…
Они семья. А я…
Господи, ну что же так тоскливо-то на душе? ПМС у меня, что ли?
Устав сражаться со своим настроением, я просто отодвинула в сторону клавиатуру и уткнулась лицом в ладони, позволяя себе расплакаться. Девчонка я или как? Нам можно иногда и пореветь, даже если и не выходит логически себе объяснить, отчего дала течь. Просто мне пло-о-охо!