Мисс Прайс и волшебные каникулы

Нортон Мэри

Другое дело, если бы на его месте была мисс Прайс. Она ведьма, настоящая, но никто не посмеет ее сжечь. Никто не вытащит мисс Прайс из ее крошечного домика и не потащит по Главной улице вон из города. Если она платит налоги, не нарушает законов и помогает Красному Кресту, никто не спросит, чем она занимается. Мисс Прайс может сотворить черную кошку со слона величиной, и никто не станет к ней приставать, если эта кошка не причинит ущерба чужой собст­венности.

— О, мисс Прайс, если бы вы знали, — простонал Эмилиус, пряча глаза. — Если бы вы знали, что меня должны сжечь на костре!

— Я знаю, — произнес голос. — Мне сказали у вас

на квартире.

Эмилиус медленно отнял ладони от глаз и огляделся. Камера была пуста.

Должно быть, он сходит с ума от страха. Голос звучал как настоящий, не очень громко и вполне прозаически. А потом Эмилиус увидел в окне лицо мисс Прайс и две руки с побелевшими костяшками пальцев, крепко сжимающих прутья решетки. Лицо смотрело на него из-под черного капюшона, и он сперва не узнал тени под глазами и стиснутые от напряжения губы, но потом его затуманенный страхом взгляд различил длинный нос с розовым кончиком — воплощение негодования и праведного гнева.

— Столько времени сюда добирались, — раздраженно пожалова­лась она. — Расспросы, расспросы. И такая грубость.

Эмилиус по-прежнему не произнес ни слова. Он дрожал, словно неожиданно ожил от холода.

— И хоть бы кто-нибудь понимал нормальную английскую речь, — продолжал сердитый голос. Мисс Прайс слегка задыхалась, как будто висела на руках. — Не понимаю, как вы все это выносите. А грязь, беспорядок, запахи... но сейчас это неважно. — Мисс Прайс вскрик­нула и пропала из виду, но мгновение спустя появилась снова. — Потеряла точку опоры, — объяснила она. — Я в ужасной позиции. Но вы заперты, и у вас тут нет места для кровати.

Эмилиус облизал губы. Его взгляд был сосредоточен на лице в окне.

— Меня топили в лошадином пруду, — простонал он, словно разговаривая с самим собой. — В лошадином пруду...

— Ну ничего, — живо отозвалась мисс Прайс. — Забудьте об этом! — Она поглядела вниз, и Эмилиус услышал, как она ворчит: — Ну так убери свой палец, Кэри. Ты сама виновата. Я не собиралась на него наступать.

Последовала пауза, потом он снова услышал ее голос:

— Да, с ним все в порядке. Очень мокрый. Но камера слишком мала для кровати.

Мисс Прайс заглянула к Эмилиусу.

— Минутку, — сказала она и исчезла.

Послышались тихие голоса. Он снова лег. Чувство благодарности охватило Эмилиуса, поднимаясь от ступней, все выше и выше, переполняя его сердце и исторгая слезы из глаз, обжигающие слезы, которые просачивались из-под сомкнутых век.

Мисс Прайс здесь. Она спасет его. Мисс Прайс всегда доводит дело до конца, и все, что она делает, она делает хорошо.

Через некоторое время она появилась в окне снова.

— А теперь, — объявила мисс Прайс, — вы должны взять себя в руки. Мы не намерены допустить, чтобы вас сожгли, но здесь нам оставаться нельзя. Белый день, а я стою на спинке кровати...

— Не уходите! — взмолился Эмилиус.

— Я должна уйти. Ненадолго. Надо подыскать место для кровати. Собирается гроза. А когда мы уезжали, была такая чудесная погода.

— Что я должен делать? — выдохнул Эмилиус.

— В настоящий момент делать вам нечего. Сохраняйте присутствие духа и постарайтесь не нервничать. — Мисс Прайс задумчиво его оглядела. — Приведите себя немного в порядок, и вам станет лучше.

И мисс Прайс вновь исчезла.

На этот раз она больше не появилась, но через некоторое время Эмилиус, раз мисс Прайс ему так велела, принялся обирать длинные нити зеленых водорослей со своей отороченной

мехом мантии. В рукаве он обнаружил водомерку, в ботинки набилась грязь. Да, мисс Прайс его, конечно, спасет, но как? Это, должно быть, не так-то легко. Забранное решеткой окно в глубине стены было не шире квадратного фута, и железная дверь была заперта.

...И ВСЕ ЖЕ ТАК ДАЛЕКО

— Как долго она не идет, — вздохнула Кэри.

Ребята сидели на кровати в заброшенном коровнике. Земля там была вытоптанной и пыльной, в углу гнила куча сероватого сена. За пустым дверным проемом лежало унылое поле, над которым тяжело нависло темное грозовое небо. Это было зловещее место — как заметила мисс Прайс — и достаточно уединенное, чтобы спрятать там кровать. Сама мисс Прайс ушла, завернувшись в свой черный плащ, с метлой в одной руке и саблей в другой, посмотреть, чем можно помочь Эмилиусу.

— Ее нет уже около часа, — сказал Чарльз, подходя к двери.

Между тучами протянулась узкая щель, пропуская вниз, к деревьям и изгородям, какой-то неестественный, серо-синий свет. Небо вдруг озарилось дрожащей вспышкой зарницы и над крышей прокатился раскат грома. Чарльз отпрянул:

— Я аж испугался...

— Может, пойти поискать ее, как ты думаешь? — спросила Кэри.

— А кровать? Кто-нибудь должен за ней присматривать.

— Никто сюда не придет, — возразила Кэри, — Все ушли смотреть на казнь. По-моему, надо или всем идти, или всем оставаться. Только не разделяться.

Чарльз задумчиво посмотрел за поле, в сторону калитки, выходя­щей на дорогу.

— Давайте тогда все пойдем, — решил он.

В дверях Кэри обернулась и взглянула на кровать. Та вызывающе блестела, утопая в пыли и клочьях соломы. «Интересно, увидим ли мы ее снова»? — подумала Кэри.

По дороге ребята с любопытством озирались по сторонам, разгля­дывая неровные ряды домов и пустынные сады в мрачном грозовом освещений. То, что они видели, не слишком отличалось от знакомых им уголков Англии. Новые дома жались рядом со старыми. Под внезапным порывом ветра скрипнула трактирная вывеска, но в трак­тире было пусто. Все ушли смотреть казнь.

— Смитфилд, — сказал Чарльз, — где мясные ряды. Это на самом деде часть Лондона, а похоже на деревню.

Лошади, запряженные в повозки, были привязаны к столбам. Между домами слонялось множество чуть живых от голода кошек и шелудивых, со свалявшейся шерстью, собак. В сточных канавах валялись обглоданные кости, тряпки, погнутые крышки от кастрюль; навязчиво пахло дублеными шкурами. Все отчетливее стал доноситься шум толпы.

— Смотрите! — прошептала Кэри.

Из конюшни выводил лошадь богато одетый человек. На нем были кожаные сапоги, доходившие ему почти до бедер, и камзол. На его запястья, до самых пальцев, ниспадали кружева, а на плечах неуклюже шевелились концы огромного темного парика. Поравнявшись с ним, ребята почувствовали, что от него пахнет духами — незнакомый, богатый, пряный запах причудливо смешивался с вонью от дубленых кож. Приготовившись сесть верхом на лошадь, человек взглянул на ребят. На его бледном лице было написано явное неодобрение. Кэри нервно подняла руку, чтобы прикрыть английскую булавку, но он смотрел не на одежду; должно быть, его волновали соображения более глубокие.