МИССИОНЕР
Шрифт:
Гномик знал, что Американец – это прозвище этого вездесущего Аполлона Иванова, о котором и шла речь в заметке, и с которым он уже имел честь не очень удачно познакомиться, и с которым теперь не имел ни малейшего желания встречаться. Поэтому он предпочёл встретиться с возлюбленной тракториста Тарахтелкина Клавой, благо, та тоже жила в Синели.
У простодушной Клавы с помощью своих обычных журналистских приёмов он без особых усилий выудил, что та по уши влюбилась в супермужчину Аполлона со спиртзавода. Таким образом, цепь опять замыкалась всё на том же Аполлоне Иванове.
Все
– Гнусные штучки… Это то, что надо! Парфенон! В изначальном состоянии.
Отправив своё сообщение в Лэнгли, Гномик тут же получил новое задание – проследить за совещанием руководящих работников ликёроводочной промышленности в Дебрянске, и немедленно сообщить о сколь либо значительных событиях, связанных с ним, если таковые будут иметь место.
Каково же было удивление Гномика, как всегда переодетого в корреспондентку Сидорову, когда в день совещания, крутясь возле здания Дворца профсоюзов, он увидел, как из подъехавшего "Уазика" вышел… Аполлон Иванов. Это уже был какой-то рок! Иванов, правда, вскоре уехал, и Гномик-Сидорова благополучно смог поприсутствовать на конференции. Сделал кое-какие пометки, касающиеся объёмов выработки стратегически важного сырья, которые, впрочем, на следующий день были обнародованы во всех газетах. И хотя больше ничего, заслуживающего внимания, не предвиделось, добросовестно досидел до конца совещания.
На следующий день утром, уже собираясь отправить практически "пустое" сообщение в Центр, он решил, больше для очистки совести, наведаться в гостиницу "Советская", где остановились участники совещания.
С утра в холле было оживлённо – участники конференции один за другим покидали гостиницу.
Гномик-Сидорова остановился неподалёку от стойки администратора, сделав вид, что внимательно изучает висящий на стене план эвакуации постояльцев на случай пожара.
Ликёроводочники по одному и компаниями сдавали ключи от номеров дежурной и исчезали за дверью.
По лестнице спустилась старушка-уборщица с возбуждённо-озабоченным видом, и с ведром и шваброй в руках. Она подошла к администраторше и, оглядевшись по сторонам и увидев рядом молодую женщину, равнодушно разглядывающую план эвакуации, заговорщически зашептала так, чтобы было слышно незнакомке. Уж так устроены женщины – ну если не узнает о потрясшем их секрете как можно больше народу, то просто места себе не найдут.
– Надюша, что ж такое творится-то?.. Захожу я, значит, убирать в двести восьмой, а там… господи, – старушка поставила ведро, прислонила швабру к стойке и сокрушённо покачала головой, обхватив её руками, -…это что ж за развратники там устроились-то?
– Сейчас посмотрю, – сказала администраторша, листая книгу учёта клиентов. – Та-ак, двести восьмой… двести восьмой… вот… Ты что-то перепутала,
– Да что ж это тогда творится, – ещё больше засокрушалась уборщица, – если директорА с министрами этим занимаются…
– Да чем этим-то? – спросила администраторша, непонимающе глядя на неё. – Что ты, Савельевна, выдумываешь?
– Да что ж это я, по-твоему, на старости лет выдумывать буду? – возмутилась Савельевна. – Что мне, делать больше нечего?.. Ой-ёй-ёй-ёй-ёй! Что творится-то…
– Да что ты там могла такое увидеть? Может, ты номер перепутала?
– Да я ж специально, когда выходила, ещё раз посмотрела. Не каждый день же такое видишь… Двести восьмой… Это ж надо! Срамотища-то какая… ДиректорА… министры…
Гномик, как только услышал "Синельский спиртзавод", сразу напряг всё внимание, подавшись ближе к стойке и вслушиваясь в каждое слово уборщицы.
– Захожу я, значит, а он лежит, – начала, наконец, излагать подробности Савельевна, покосившись на любительницу противопожарных схем, и нарочито увеличив громкость, – на кровати… Со-о-овсем голый, кверху задницей… Ой, срамотища-то! А в заднице… этот-то… как его… плезир… призёр… гандон, одним словом, торчит… Господи! Это ж свет такого не видал! До чего ж дошли! Мужеловство… Ой-ёй-ёй-ёй-ёй!
У Гномика всё внутри похолодело. Он вспомнил свою первую синельскую поездку и встречу с этим Ивановым и его немым другом Петей. Оказывается, он ещё легко отделался от этих ребят. В их банде, оказывается, состоит и директор завода…
– Да что ты такое мелешь, Савельевна? Приснилось тебе, что ли? – администраторша укоризненно покачала головой.
– А ты поди погляди сама, коли мне не веришь, – возмутилась старушка. – Я без очков, чай, ещё нитку в иголку вдеваю…
– Да не может этого быть! – воскликнула администраторша, уже и не зная, верить или не верить. – Да как же это так?..
Её уже, наверняка, больше заботило, как поступить в этой пикантной ситуации. Были бы то какие-нибудь обычные постояльцы, разговор был бы короткий – звонок в отделение, и всё: ловите, развратники, друг друга в местах не столь отдалённых. А то ж заместитель министра…
– А остальные? – спросила она уборщицу, надеясь уже, наверное, услышать ещё более ошеломляющие подробности.
– Так он там один… Развратник… Стыд-то какой! – причитала Савельевна.
Администраторша заглянула в книгу регистрации.
– Да, эти двое из Синели сегодня раненько уехали… Господи! – запричитала и она.
И в этот самый момент из коридора на втором этаже донеслись громкие мужские крики, испуганный женский вопль, шум хлопающих дверей, ругань…
Через минуту на лестнице появился совершенно голый невысокий, упитанный, лысый человек, со свирепым выражением на украшенном внушительным фингалом лице. В одной руке он потрясал большой пластмассовой канистрой, из открытого горлышка которой во все стороны брызгала какая-то бесцветная жидкость, в другой же держал двумя пальцами на весу за самый кончик слипшийся жёлтый… презерватив.