Миссис Харрис едет в Париж. Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

Гэллико Пол

– Кто знает, – проговорила она, – может быть, вы и мне принесете счастье?

7

Впять минут третьего на парадной лестнице Дома Кристиана Диора сошлись лицом к лицу три человека, чьим путям было суждено диковинным образом пересечься. Сейчас эта лестница не была пустой – по ней поднимались и спускались, на ней стояли гости, клиенты, продавщицы, представители прессы.

Первым из троих был мсье Андре Фовель, молодой главный бухгалтер, хорошо сложенный красавец-блондин, которого не портил даже шрам на щеке – честный шрам, вместе с которым мсье Фовель получил и медаль,

за службу в Алжире.

Он часто ощущал потребность сойти с холодных высот пятого этажа, отданного гроссбухам и арифмометрам, в теплую атмосферу духов, шелков, атласа – и женщин, окутанных ими, на второй этаж. Мсье Фовель всегда был рад побывать на втором этаже и даже искал предлог спуститься туда, потому что тогда ему удавалось увидеть свою богиню, модель-звезду, в которую он был влюблен отчаянно и, конечно, безнадежно.

Ибо мадемуазель Наташа, как знали ее пресса и общество в мире моды, слыла любимицей Парижа; эта темноволосая и темноглазая красавица была исключительно привлекательна, и, несомненно, перед нею открывалась фантастическая кинокарьера или брак с богатым и знатным человеком. Каждый соответствующий этому описанию парижский холостяк, каждый вдовец, а также немало женатых мужчин пытались обратить на себя ее внимание.

Мсье Фовель же происходил из добропорядочной и вполне обеспеченной семьи среднего класса; у него была завидная должность и хорошая зарплата – но его мир был так же далек от блистающего мира великолепной Наташи, как планета Земля – от сверкающего Сириуса.

Сегодня ему повезло – он успел бросить на Наташу взгляд через двери ее гардеробной. Наташа уже была одета в первое платье из тех, которые она должна была демонстрировать сегодня, – то было длинное одеяние из тонкой шерсти огненного цвета, и такая же шляпка пламенела на ее точеной головке. На воротнике платья сверкала бриллиантовая снежинка, а через руку было небрежно переброшено боа из соболей. Мсье Фовель подумал в этот миг, что его сердце сейчас остановится навсегда – так она была прекрасна… и так недоступна.

Мадемуазель Наташа обратила на мсье Фовеля взгляд своих удивительных задумчивых глаз – широко поставленных, миндалевидных, глубоких – и, конечно, не увидела его: она, показывая кончик розового язычка, с трудом подавила зевок. Дело в том, что она устала и ей было смертельно скучно. Почти никто в Доме Кристиана Диора не знал ее настоящего имени и происхождения, и уж совсем ничего не знал, о чем думает и мечтает эта длинноногая, с высокой узкой талией и волосами цвета воронова крыла Ниоба, к которой знать, богачи и знаменитости слетались как мошки на свет.

По-настоящему ее звали Сюзан Птипьер. Она была из семьи простых буржуа из Лиона, и она отчаянно устала от жизни, которую профессия заставляла ее вести: бесконечная череда коктейлей, приемов, обедов, театральных премьер, кабаре, в качестве спутницы киношников, автомобильных магнатов, стальных королей и титулованных особ, каждый из которых мечтал, чтобы его увидели, а главное – сфотографировали в обществе первой модели Парижа. Но мадемуазель Птипьер не было нужно ничего ни от кого из них. Ее вовсе не привлекала карьера в кино или на сцене, как не хотелось ей и стать титулованной хозяйкой какого-нибудь доисторического замка. Больше всего на свете ей хотелось вернуться в свой средний класс, из которого она была вырвана. Выйти замуж по любви – за хорошего, простого человека, не слишком красивого и не слишком умного;

поселиться в уютном, приличествующем добропорядочным буржуа доме, и родить мужу целый выводок чудесных маленьких буржуа. Такие люди были – она знала это; люди, не такие тщеславные, хвастливые или настолько суперинтеллектуальные, чтобы она не могла чувствовать себя с ними на равных. Но сейчас все такие люди были вне круга ее общения. Вот и сейчас, под множеством восхищенных взглядов, Наташа чувствовала себя одинокой и несчастной. Между прочим, вот этот молодой человек, который так пристально смотрел на нее… где-то она его уже видела. Вот только где?

Наконец, третьей была миссис Харрис (номер пять по Уиллис-Гарденз, Баттерси, Лондон). Она взбежала по лестнице, уже запруженной гостями второго сорта, и попала прямо в объятия мадам Кольбер. И тут совершилось нечто поразительное.

Дело в том, что для постоянных клиентов и признанных знатоков и ценителей места на лестнице Дома Диор – это Сибирь; оказаться на лестнице не менее унизительно, чем когда метрдотель фешенебельного ресторана посадит вас за столик возле двери на кухню; лестница – место для невежд, праздно любопытствующих, всяких малозначащих людей и журналистов из мелких изданий.

Мадам Кольбер увидела миссис Харрис в ее дешевой одежде; но теперь одежда не помешала ей увидеть прежде всего храбрую женщину и свою сестру. Она подумала о простодушии и мужестве, которые помогли маленькой англичанке на пути к мечте – чисто женской мечте о, казалось бы, недостижимом предмете роскоши, о мечте женщины, ведущей тяжелую и бесцветную жизнь, обладать совершенным произведением искусства. А кроме того, мадам Кольбер чувствовала, что миссис Харрис – едва ли не самая важная и достойная личность среди собравшейся на сегодняшний показ толпы щебечущих дам.

– Вот что, – решительно объявила она миссис Харрис, – никаких лестниц! Я этого не допущу. Идемте. Я усажу вас в салоне.

Она повела миссис Харрис сквозь толпу, держа ее за руку, – и ввела в главный салон, где были заняты уже все серо-золотые кресла, кроме двух в первом ряду. Мадам Кольбер всегда оставляла одно-два места на случай, если какой-нибудь важной особе вдруг придет в голову неожиданно появиться на показе коллекции, или если один из лучших клиентов приведет кого-нибудь с собой.

Она подвела миссис Харрис к свободному месту и усадила.

– Вот, – сказала она. – Отсюда вам все хорошо будет видно. Вы не забыли приглашение?.. Вот карандашик; когда манекенщицы будут входить в салон, девушка у входа будет по-английски объявлять номер платья и его название. Записывайте номера платьев, которые вам понравятся больше других, – я подойду к вам после.

Миссис Харрис шумно уселась, с комфортом расположилась в роскошном сером с золотом кресле. Сумочку она положила на пустое кресло слева и приготовила карточку и карандаш. Затем, счастливо улыбаясь, принялась разглядывать соседей.

Разумеется, она никого здесь не знала, но в главной зале салона собралась публика, являвшая собой срез сливок общества со всего света, включая нескольких представительниц английской аристократии, – леди и рыцарственных дам, французских маркиз и графинь, баронесс из Германии, принципесс из Италии, жен французских промышленных нуворишей, супруг южноамериканских миллионеров, покупательниц из Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и Далласа, звезд экрана и сцены, именитых драматургов, богатых плейбоев, дипломатов…