Миссис Крэддок. Покоритель Африки
Шрифт:
Это был один из тех редких случаев в жизни, когда мисс Лей позволила себе в открытую расхохотаться. Берта уже просто светилась от счастья.
– Он притворился, что хочет разорвать наши отношения, но я и слушать не стала этот вздор.
– То есть, когда мистер Крэддок попросил тебя дать ему свободу, ты ответила отказом? – изумился доктор.
– Вы вправду надеялись, что я позволю вам разрушить мое счастье? – презрительно проговорила Берта. – Мне стало известно о ваших происках, доктор Рамзи. Бедный мальчик, он счел, что честь не велит ему воспользоваться моей неопытностью. Я повторила Эдварду то, что повторяла миллион раз: я его люблю и не могу жить без него. Стыдитесь, доктор Рамзи! На что вы рассчитывали, вставая между мной и Эдвардом?
Последние слова
– Вы на самом деле думаете, что мистер Крэддок в вас влюблен? – наконец произнесла мисс Гловер. – По-моему, если бы это было правдой, он не отказался бы от вас так легко.
Мисс Лей улыбнулась: ей показалось забавным, что это ангельски-кроткое создание выступило со столь коварным, поистине макиавеллиевским предположением.
– Эдвард предложил расстаться как раз потому, что дорожит мной, – с гордостью ответила Берта. – И за этот поступок я люблю его в тысячу раз сильнее.
– Положительно, у меня уже нет никакого терпения! – воскликнул доктор Рамзи, не в силах дольше сдерживаться. – Он женится на тебе из-за денег!
Берта издала короткий смешок. Стоя у камина, она повернулась к зеркалу и посмотрела на свои руки, покоящиеся на краешке каминной полки: узкие, изящные, с тонкими пальчиками и ногтями нежнейшего розового оттенка – самые восхитительные руки в мире, созданные для ласк. Зная их красоту, Берта не носила колец. Она подняла взор и оглядела свое отражение. Сперва ее взгляд задержался на темно-карих глазах, в которых то теплился, то ярко вспыхивал огонь любви; затем двинулся дальше, к аккуратным розовым ушам, похожим на раковины. Глядя на них, возникало ощущение, что нет более благодатного материала для кисти художника, нежели человеческое тело. Волосы были тоже темными, невероятно густыми – Берта с трудом укладывала их в прическу – и волнистыми. Эти волосы хотелось потрогать, запустить в них руки, почувствовать их восхитительную шелковистую мягкость. Берта поправила выбившуюся прядь – пусть говорят что угодно, но волосы у нее великолепные.
Берта и сама удивлялась своей смуглости: оливковая кожа заставляла вспомнить юг с его обжигающими страстями. Цветом лица – необычайно чистым и прозрачным – Берта напоминала женщин Умбрии. Один портретист как-то сказал ей, что в цвете ее кожи присутствуют все краски солнечного заката – те, что видны по краям, где великолепие заходящего светила сливается с небом. Кожа на лице Берты отливала сотней мягких оттенков: кремовых и молочно-белых, мерцала бледной желтизной, какую можно видеть в самой сердцевине розы, и тончайшим намеком на зелень молодой листвы, и при этом словно бы светилась изнутри жемчужным сиянием.
Берта посмотрела на свои полные алые губы, чувственные и влекущие; любой испытал бы томление только при мысли о том, как, должно быть, сладки поцелуи этих уст. Молодая женщина улыбнулась своему отражению и увидела ровные блестящие зубы. Критический осмотр собственных черт заставил щеки Берты порозоветь, и румянец еще сильнее оттенил великолепную белизну лица. Она медленно обернулась и поймала на себе три внимательных взгляда.
– По-вашему, мужчина не может влюбиться в меня из-за меня самой? Славное же у вас мнение обо мне, любезный доктор.
Мисс Лей сочла, что со стороны Берты весьма дерзко таким образом игнорировать мнение двух дам, причем незамужних, однако не высказала этого вслух. Тетушка перевела глаза с точеной мраморной шеи племянницы на столь же прекрасные руки и стройную фигуру.
– Милая, ты просто красавица, – с улыбкой произнесла она.
Доктор Рамзи окончательно вышел из себя.
– Боже, мисс Лей, неужели вы ничего не можете сделать, чтобы предотвратить это безумие?
– Дорогой доктор, у меня достаточно забот с устройством собственной жизни, не заставляйте меня лезть еще и в чужую.
Глава VI
Берта целиком и полностью отдалась любовному наслаждению.
– Я такая глупенькая, – говорила она Крэддоку. – У меня в голове до сих пор не укладывается, что раньше люди тоже любили. Жизнь для меня словно только сейчас началась.
Самая короткая разлука с ним была для Берты невыносима. С раннего утра она жила ожиданием ленча, на который Эдвард приходил в Корт-Лейз, после чего провожала его назад на ферму. Дальше день тянулся бесконечно, и Берта считала часы до новой встречи с возлюбленным. Зато какое блаженство она испытывала, когда по вечерам, закончив работу, Крэддок приходил к ней и они садились рядышком у камина, чтобы поболтать! Берта нарочно не включала лампу, и единственным источником освещения было мягкое перемежающееся свечение углей. За исключением маленького пятачка, где они сидели, комнату окутывала темнота, а багряное пламя бросало отблеск на лицо Эдварда и порождало причудливые тени. Берта с обожанием смотрела на его правильные черты лица и кудрявые волосы, заглядывала в серые глаза. Ее страсть не знала границ.
– Закрой глаза, – шептала она и покрывала поцелуями смеженные веки, медленно приникала губами к его губам, и мягкое соприкосновение заставляло ее трепетать и тихонько смеяться.
Она зарывалась лицом в его одежду, вдыхая крепкие запахи деревни, которые всегда приводили ее в восхищение.
– Чем ты занимался сегодня, милый?
– Сейчас на ферме не много дел. Мы только вспахивали землю и убирали корнеплоды.
Берту завораживало, когда Крэддок рассказывал о сельском хозяйстве, она могла слушать его часами. Каждое слово Эдварда казалось пленительным и новым. Она не сводила с Крэддока глаз, и хотя ей нравилось его слушать, чаще просто наблюдала за мимикой, не вникая в смысл фраз. Эдварда порой озадачивала абсолютно счастливая улыбка, игравшая на лице Берты, в то время как он говорил о способах дренирования почвы. Тем не менее она действительно интересовалась его делами и никогда не забывала спросить, поправился ли захворавший бычок. Ей было приятно представлять сильного человека, подчинившего себе крупных животных, и от этой мысли у нее самой напрягались мускулы. Берта решила выучиться верховой езде, теннису и гольфу, чтобы разделять с будущим мужем его увлечения. Собственные достоинства казались ей смехотворными и даже уничижительными. Глядя на Эдварда Крэддока, она осознавала, что человек – действительно царь природы. Берта смотрела, как он широким шагом идет по полю, раздает указания работникам, четко зная, что и как нужно делать, – мужественный, бесстрашный и свободный. Поразительно, сколько прекрасных качеств она находила, изучая его профиль.
Крэддок рассказывал о людях, которых нанимал на работу, и Берта не представляла себе большего счастья, нежели иметь такого хозяина, как Эдвард.
– Я бы хотела быть молочницей у тебя на ферме, – сказала она.
– Я не держу молочниц. У меня работает молочник – от него больше толку.
– Сокровище мое! – воскликнула Берта. – Какой же ты практичный!
Она взяла руки Эдварда в свои и принялась разглядывать.
– Знаешь, иногда я тебя боюсь, – со смехом призналась она. – Ты такой сильный, что рядом с тобой я чувствую себя совершенно беспомощной.
– Боишься, что я стану тебя колотить? – улыбнулся Крэддок.
Берта посмотрела ему в глаза, потом вновь опустила взгляд на крепкие руки, которые все еще держала в ладонях.
– Пожалуй, я бы не возражала. Наверное, я только полюбила бы тебя еще больше.
Крэддок расхохотался и поцеловал ее.
– Я не шучу, – настаивала Берта. – Теперь я понимаю тех женщин, которые питают слабость к грубым дикарям. Общеизвестно, что некоторые жены готовы сносить что угодно от своих мужей, и чем более жестоко те себя ведут, тем сильнее бедняжки к ним привязываются. Полагаю, мне бы это тоже понравилось. Правда, я ни разу не видела тебя в гневе, Эдди. Какой ты, когда разозлишься?