Миссия «К»
Шрифт:
Я внимательно смотрел на них, как бы пытаясь по интонации понять, о чем идет разговор.
— Он ничего не говорил, как к нему относиться? — продолжал младший.
— Он сказал, что можно его чуть-чуть попугать. Не знаю, как его проверяли, но лишь сказали, что этот француз много чего видел и не побежит жаловаться.
Они говорили, стараясь не упоминать имени Омара, чтобы я в любом случае не понял о ком идет речь.
— Так давай попробуем.
— Давай.
Вот сейчас будет самое интересное. Неужели будут что колоть? Это плохо.
Майор попросил принести табурет и предложил мне сесть на него.
— Мы предлагаем
Я понял, что шутки закончились, и решил ничего больше не говорить. Вообще ничего. Он задавал вопросы, угрожал, я хранил молчание. Все что произошло затем, могло показаться неопытному человеку, выбросом эмоций. Сотрудник бросил взгляд на майора, тот понимающе кивнул, и я мгновенно расслабился. Сильный удар свалил меня на пол. Били грамотно — крови и синяков не оставляли. Били по почкам, болезненно, но не до потери сознания. Я молчал, понимая, что у них ничего не получается, а боль я терплю. Им пришлось прекратить. Мне было больно, но я умел расслабляться. Когда мышцы в напряжении, то боль воспринимается сильнее. Поэтому когда человек без чувств, он не так ощущает боль. Он реагирует на удары. Надо уметь тренировать себя.
Их действия результатов не дали, и майор решил прекратить, чтобы я мог в более-менее нормальном виде вернуться в отель.
Меня подняли, набросили куртку и вывели на улицу, дав в руки пакет с моими вещами.
— Проваливай, лягушатник, — сказал мне писарь, — если бы моя воля, ты бы отсюда просто так не вышел и все подписал.
— И не надейся.
— Иди, давай, — он толкнул меня в спину.
На улице было пустынно и уже светло. Посмотрев на часы, я узнал, что уже пять часов. Я пошел вдоль улицы и остановил проходящее мимо такси. Администратор, увидев меня, тихо ойкнул, а я, посмотрев на себя в зеркало за его спиной, увидел свой помятый образ, но без синяков.
— Я же сказал, что вернусь, — обратился я, к молча стоящему администратору. — Разбудите меня в двенадцать, — попросил я его, и, получив ключи, поднялся в номер. Разделся, встал под душ, смывая запахи подвала, а затем прошел к кровати и рухнул на нее, засыпая.
Глава 9
Разбудил меня телефонный звонок. Я не сразу услышал его трель, но в голове звучал его надоедливый звук, который старался вывести меня из объятий сна. Я открыл глаза, сон испарился, как утренний туман и настоящее стало реальным. Телефон, стоящий на тумбочке не прекращал мешать мне. Протянув руку, я взял трубку, и вяло произнес:
— Слушаю.
— Вы просили вас разбудить, — извиняющимся тоном голоса администратора сообщила мне трубка.
— Спасибо, — и я положил ее на место.
Они выполнили свою работу, а мне пора было выполнять свою. Я здесь всего третий день, а событий хватит на месяц. Мне не нравилось, что они развиваются так стремительно, не оставляя времени на размышления и осмысливание своих шагов. В моих поступках если и была последовательность, то обусловлена она была в первую очередь подсознанием, основанным на опыте. Это был инстинкт самосохранения.
Я откинул одеяло и, потянувшись, поднялся. Прошел босыми ногами к окну в комнате. Солнце уже стояло в зените и жарило землю. Оно полыхало ярким светом, окрашивая улицы. Даже через стекло создавалось ощущение удушающей жары. Я не видел, как себя чувствуют люди на улице, но сознавал, что в такую погоду любой оказавшийся вне офиса или машины, где были кондиционеры, старается все делать медленно, неторопливо. Жаркое солнце парализовало город своим зноем. На небе не было ни облачка, и оно было удивительно чистым, чего нельзя было сказать о моих мыслях. Там сплошные облака.
Я повернулся и прошел в душ. Из зеркала на меня смотрел уставший от бега за событиями или от них мужчина с грустными глазами. Я стоял под душем, переключая воду с горячей на холодную. Эта резкая перемена температуры не давала возможности думать, чего я и добивался. Порой, чтобы принять решение, надо попытаться отключить мозг от дел. Факты сами разберутся, где кому находиться, а уж потом я буду давать им комментарии.
После душа я побрился и в целом остался доволен своим видом. Я мог спать мало, но если была возможность, спал не менее восьми часов, главное надо было уметь настроиться отдыхать.
Бросив грязную одежду, после вчерашнего допроса в короб для стирки, я облачился в чистую и вышел к позднему завтраку. Марк скоро подойдет, а мне хотелось позавтракать одному: тихо и не спеша.
Спустившись вниз, я не отдал ключ администратору, а кивнул ему, поблагодарив за звонок, видя его участливый вид по отношению ко мне. Вчера, когда я вернулся, администратор был другой, но информацией о постояльцах они делились. Это я понял по его взгляду на меня.
— У вас все в порядке? — спросил он, догадываясь о моем состоянии.
— Все нормально. Спасибо, — поблагодарил я его. Сколько лиц они видят ежедневно, сколько знают, и не всегда они сухи, эти служащие, к клиентам. За их, порой дежурными фразами скрывается людское сочувствие, и они нас искренне жалеют.
В ресторане я занял самый дальний столик. Зал был почти пуст, так как время завтрака уже прошло, а обеда еще не наступило.
— Апельсиновый сок, блины, джем, двойной кофе и побыстрее, — заявил я официанту, так как испытывал жуткий голод. Заказ выполнили быстро. Я залпом выпил приятный прохладный сок и попросил принести еще, а затем не спеша приступил к еде: отрезая кусочки блина, намазывая его малиновым джемом. Мысли о событиях крутились.
Цепочка их выстраивалась: Омар обнаружил микрофон и пришел в ярость. Было от чего. Он не знал, что удалось услышать. Логично рассуждая, он пришел к выводу, что микрофон поставил я: во-первых, я был видимо единственным чужим человеком вчера в его доме, во-вторых, некоторое время я был в библиотеке один. Это по логике, но фактов у него не было. Микрофон могли установить его служащие и неизвестно, как давно. Но это теоретически. Люди у него были проверенные, но в жизни всякое бывает, даже проверенные люди сдают и могут работать на кого угодно. Омар был не глуп, и будет проверять всех, но решил начать с меня — подозреваемого номер один. Фактов, что это я он конечно не получит: ни микрофона, ни пленки в номере не нашли. Мое правило не хранить там, где живу, ничего компрометирующего, даже кратковременно, себя оправдало. Сработал Омар оперативно, даже против физических мер не возражал, но понимал, что без членовредительства. Устраивать показательный бой в свою защиту я не мог — значит раскрыть себя. Можно научиться драться, отдельным приемам, но не боевым искусствам. Это, как и применение оружия — крайняя мера, защиты жизни, когда противник не сможет об этом поведать другим.