Миссия Припять

Котова Анастасия

– Ну так что, ты станешь моей девушкой?

– Блин, ну мы знакомы всего ничего! Ты что, за день успел меня разглядеть? Ну, в смысле душу и все такое?

Мужчина ехидно улыбнулся.

– О нет, ты не о том подумал… – я испугалась, вспомнив свою оплошность.

– Я же неделю искал тебя. Когда ты убежала, я тут же пошел за тобой. Ты уснула на крыше одного из зданий. Мне показалось глупым тебя трогать, ты была очень напугана. А потом ты внезапно исчезла. Я бегал по всей Припяти, как сумасшедший. Думал, что ты где-то лежишь без сознания, облученная. Приперся даже на этот чертов парк аттракционов, думая, что ты там прячешься.

– Я была далеко отсюда. Тебе не стоит об этом знать, – ответила

я, отворачиваясь.

– Почему?

Я пожала плечами.

– Наверное, потому что я тебе не доверяю. Не стоит объясняться, – я остановила Володю от ненужных пояснений. Жестом показала, что извиняюсь перед ним, словно сказала какую-то глупость. – Я могу с тобой общаться, но быть девушкой… нет. Я не знаю, что ты утаиваешь, но… прости.

Вова обиженно хмыкнул и ничего не сказал.

Мы долго сидели в медицинском кабинете, пока снова не начался шепот – тихий и печальный.

Зов Припяти.

Школа №1

Мне удалось бесшумно ускользнуть со станции. Страх больше не мучил. Ночь медленно сходила на нет. Странно ведет себя время в этом месте: час назад день превратился в вечер, полный темноты, а сейчас наступало утро.

Неужели прошло так много времени с момента моего пребывания на станции?

Наверное.

На улице шел дождь. По кожанной ткани стекали крупные капли воды. Погода в городе больше не шутила. Холод пробирал до костей. Под ногами приятно шуршала листва. Воспоминания о произошедшем разговоре не давали покоя. Что задумал Владимир? Неужели он действительно что-то чувствует ко мне и не скрывает этого? Да не, ерунда какая-то. Просто в какой-то момент мужику надоела станция. А тут какая-то девчонка…

М-да, звучит несерьезно, но менять мнение я пока что не собираюсь.

Ветер разносил листву по заброшенному городу. Гробовая тишина стала любимой музыкой. Я перевела дух. Шла куда глаза глядят. В Припяти слишком много пустующих зданий. Чистоту и порядок в них уже никто не поддерживал. Некоторые здания выглядели разрушенными – полу- или полностью. Время не щадит никого. Я смахнула капли дождя с лица. Деревья расступались, пропуская в свое царство.

Небольшая тропинка, заросшая травой, привела к огромному зданию. Оно выглядело таким же мрачным – некогда белые стены окрасились в ядовито-коричневый. Главный вход был таким же заросшим. Голые ветви закрывали его от посторонних глаз. Сзади находился четырехэтажный корпус.

Фасад четырехэтажного здания, находившегося позади двухэтажного входа, был частично разрушен. Центральная стена, не выдержав напора грунтовых вод, рухнула. В дыре зияли дверные проемы. Само здание вызывало жалость. Обломки лежали у его ног. Видимо, обрушение произошло давно, раз они успели покрыться мощной зеленью. Природа медленно возвращала свои права. Это место закрыто со всех сторон высокими деревьями. Простому человеку найти его не так-то просто.

Недолго думая, я начала пробираться ко входу.

Под ногами хрустели стекло и непонятный мусор.

Навес выглядел целым. Он был украшен темно-синим стеклом. Я попыталась разглядеть, есть ли в нем отражение. Но оно отражало лишь внутренний свет. Посреди крупных ступеней, разрушив бетонное основание, выросло дерево. Два ствола прижались друг к другу, словно защищаясь от чего-то. Мох поглощал покатые ступени. Его можно разглядеть под толщей осенней листвы. В здание вели три двухстворчатые двери. У одной, находившейся посередине, отсутствовала вторая створка. Она валялась неподалеку. Мародеры пытались проникнуть сюда, но вход оказался запечатан. Им не составило никакого труда выломать дверь и проникнуть внутрь. Поступили они грубо.

Я наморщила лоб. Кажется, здесь мне уже

приходилось бывать. Это место выглядело иначе. Неужели это та самая школа? Она глобально изменилась за время отчуждения. Школа №1… Это печально. Указывающей таблички на входе в здание не оказалось. Рядом с дверьми стоял светло-зеленый стол. Он был исписан всевозможными ругательствами. Побродив по ступенькам, я рискнула войти внутрь. Здание могло окончательно разрушиться с минуты на минуту. От сильных порывов школа скрипела. Звуки напоминали плач, словно город горевал по этому месту. Фойе выглядело так же, только со стен слезла краска.

Раздевалка навела на меня нехорошую мысль. Здесь словно прошла атомная война: валялись школьные стулья, какие-то непонятные тряпки, разорванные книги и прочее.

По другую сторону я заметила большую вывеску.

Только одна надпись осталась на ней.

“От значка ГТО к олимпийской медали!”.

Я всмотрелась в буквы.

Надпись внезапно сменилась.

ЗДЕСЬ НИКОГО БОЛЬШЕ НЕТ…

Краска потекла ровными струйками. Однако капель на полу не оказалось.

Посреди обширного разграбленного холла стояла парта. Столешница была чем-то измазана. На ней сидела кукла. Обнаженная игрушка развела пластмассовые руки в стороны, имитируя радость от прихода гостей. Самое странное, что на голову куклы кто-то заботливо (или же издевательски) натянул противогаз с длинным фильтром, напоминающим хобот слона. Ни надписей, ничего. Просто кукла в противогазе. Рядом с ней я обнаружила чистый листок бумаги.

Хмыкнув, я продолжила путь.

Мне стало не по себе. Отругала себя за излишнее суеверие. Это просто брошенное место, и ни словом больше.

От холла начинался довольно просторный коридор. На полу валялся мусор, осколки стекла, бумага, детали советских игрушек и прочее. Стены украшены красивыми картинами. Одна из них задела за живое.

На стене, рядом с распахнутым окном, картина изображала четверых молодых людей. Один – поверх их голов, – был изображен молодой человек в скафандре. Руками он словно поддерживал небо, держа в руках-”лодочках” блестящие звезды. Внизу, слева, стояла девушка-комсомолка, державшая колосья пшеницы. Молодой юноша посередине что-то рисовал на белом свитке – значит, ученый. Справа еще одна девица. Она радовалась, подставив к чему-то ладони. Голубой оттенок вселял надежду. Однако на лице радостной девчонки проступили слезы. Та, которая держала пшеницу внезапно превратилась в египетскую мумию, державшую странное растение похожее на венерину мухоловку. Юноша тоже трансформировался в атомщика, записывающего количество жертв. Та, что держит звезды в руках, ныне выглядела как смерть, пожирающую плоды. Синий цвет перешел на ядовито-оранжевый.

Я долго думала, к чему этот намек. Припять пытается рассказать о чем-то. Может, это обозначается как катастрофа? Откуда мне знать. Мне не нужны философские размышления. Некоторое время я пялилась на картину, пытаясь найти подвох, и, не найдя его, продолжила путь.

На первом этаже школы обнаружился актовый зал. Дверь отсутствовала. Кто-то снял ее с петель. Стены помещения выглядели очень плохо – краска полностью стерлась, уступив место темным пятнам. Небольшой пьедестал тоже не айс: линолеум сгнил, а деревянные дости покрылись мелким мусором. В самом зале в ряд стояли кресла, обтянутые синей плюшевой тканью. На некоторых отсутствовали сидушки. Ткань потрепана или вырвана теми же заботливыми мародерами. На остальных я заметила черноту. На полу валялись куски линолеума или деревянные палки. В углу обнаружилась странная вывеска с рисунком. Большая белая ладонь, сжимающая маленьких детей. Судя по рисунку, “цветы жизни” были разной национальности – призыв к дружбе и уважению. Присмотревшись, картина резко изменилась. Костлявая рука держала младенцев в противогазе.