Миссия России. Первая мировая война
Шрифт:
— Господин офицер, неужели вы взялись преследовать меня? — слышит он бархатный грудной голос.
— О нет, сударыня! Хотя, конечно, да, собираюсь, — подлетая, говорит Кирилл.
— Тогда извольте проводить меня до дома.
— С великим удовольствием!
Она ведет его налево от Марсова поля притихшими улицами столицы. Они говорят о поэзии, забыв даже познакомиться. Уже у парадного входа большого многоквартирного дома он приходит в себя, пытаясь определить, где находится.
Она протягивает ему свою визитку с адресом и номером телефона.
— Спасибо вам, молодой человек, что проводили даму в столь поздний час и в такое
— Рад служить вам, сударыня!
Он принимает кисть ее правой руки в перчатке, целует ее.
— О-о-о, вот как! — негромко и с некоторым удивлением говорит она.
Он стягивает тонкую перчатку, властно, нежно поворачивает ее кисть ладонью вверх. Трепетно целует ее душистую, атласную ладонь, словно утопая в ней, касаясь стеклами пенсне запястья ее руки. Стекла слегка запотевают.
— Ах, даже так! — с явным удивлением и удовольствием восклицает она.
— И даже так, — тихо шепчет он, продолжая страстно целовать ее нежные пальчики.
— Тогда уж сделайте милость, господин офицер, проводите меня до дверей квартиры. Не предаваться же столь страстным чувствам здесь, на улице.
Она влечет его за собой. Он послушно и с удовольствием, сдерживая трепет в сердце, дрожь в коленях, следует за ней вверх. Шпоры позвякивают, цепляясь за каменные ступени.
— Как вас величать, мой рыцарь?
— Кирилл Космин.
— Молодой человек с таким поэтическим дарованием, с таким именем и с офицерскими погонами на плечах, несомненно, должен быть дворянином? — негромко спрашивает она на полутемной лестнице.
— Несомненно, — отвечает он, смело и нежно целуя ее в шею.
— Умерьте свой пыл… На время, — тихо шепчет она.
Она отрывается от него, и они поднимаются на еще один лестничный пролет. Здесь он нежно вновь берет ее руку, начинает целовать. В его сердце и в голове звучат стихи…
Уже в ее полутемной квартире он успевает подумать:
«Неужели она — проститутка? Не могу поверить… Хотя, впрочем, какая разница?»
Его руки находят ее стройную талию, и их уста сливаются в долгом поцелуе…
Он проснулся в чужой постели. Понял это по запаху белья и почувствовал ее легкое дыхание рядом. Открыл глаза. Было по-утреннему светло, прохладно, таинственно, радостно. В голове кружились обрывки собственных стихов:
Лестница, где мы стоим, вздыхая. Ей ладонь целую, а в виске Бьется пульс. Шепчу ей: «Дорогая, Утонуть хочу в твоей руке».Вспомнил ее имя, произнесенное им вчера лишь один раз, перед тем как обнять ее, уже полуобнаженную, в постели.
— Соня, ты спишь?
— Спи, Кирилл, еще рано. Успеем поговорить за утренним кофе.
Сердце его встрепенулось, душа возликовала. При мысли о том, что у него есть теперь женщина, та, которая нравится ему, которой нравится он, которая верно будет ждать его, писать, Кириллу стало тепло. Чувство мужской гордости и победы наполнило сердце…
А потом было счастливое, безмятежное позднее утро. Ароматный черный кофе дымился на столе. Она в одном пеньюаре, сидя за столом и положив обнаженные белые, стройные ноги одну на другую, курила длинную, тонкую папиросу, красиво выпуская дым через трубочку своих чудесных уст. Курила, таинственно рассматривала его своими большими, выразительными темно-синими очами сквозь сизый дымок папиросы. Он же, надев сапоги, галифе с подтяжками, в одной белой нижней сорочке пил кофе маленькими глотками и любовался ею. Его китель висел на спинке стула. Амуниция, ремни, сабля, сваленные в кучу за ненужностью, лежали рядом на полу.
И затем снова, как ночью, они окунулись в море любви, оказавшись в чистой, душистой, белоснежной постели…
До гостиницы Космин добрался только через двое суток после того, как оставил Пазухина в «Привале». Вошел в номер трезвый, чисто выбритый, утомленный и счастливый. Алексей был навеселе и не один, но явно переживал за друга.
— Приветствую вас, господа!
— Где тебя носило, Космин? Я уже вновь собирался идти в «Привал» и искать тебя вот с господином Ивановым.
— Прости, Алексей, расскажу потом. Страшно устал. Хочу спать.
— Ты счастлив?
— Думаю, да.
— Выпей с нами!
Кирилл согласно махнул головой, молча опрокинул полстакана водки и направился к своей постели.
Жизнь Космина закрутилась, как большое колесо парохода, идущего по волнам быстро и бурно текущей реки счастья. Ему казалось, что он все время пьян. Но он ловил себя на том, что сегодня почти и не пил, ну, возможно, рюмку водки утром после уговоров Пазухина составить ему компанию. А затем Кирилл быстро пил кофе, надевая на ходу мундир, приторачивая саблю к ремням, и убегал. Убегал и редко возвращался в гостиницу на ночь. Все его существо наполнено было каким-то бешеным током или даже водопадом чувств, эмоций, незнакомых ранее ощущений. Ему казалось, что жизнь била в нем и вокруг него ключом. И одновременно по всему его телу разливалась какая-то почти божественная нега, истома любви переполняла все его существо, которое шептало его мозгу:
— Не надо торопиться, надо наслаждаться, медленнее, небольшими глотками вкушать вино любви и блаженства.
Космину чудилось порой, что какая-то великая, но почти неощутимая сила, как невидимая, тонкая липкая паутина, опутала его, стянула ему руки и ноги. Она не дает ему делать резких движений, торопиться куда-то, быстро говорить. Да и ему, опутанному этой невидимой нежной паутиной, и не хотелось никуда бежать, спешить. Порой Космин чувствовал, что он отныне уже не способен быстро исполнять приказы. Говорить и двигаться он стал медленнее, отчего выглядел более рассудительным и спокойным. Ему казалось, что все предметы вокруг него стали видеться менее отчетливо, их грани как будто стерлись, и все вокруг тонуло в какой-то бледно-розовой или синеватой дымке. Да и на ощупь он совершенно отчетливо чувствовал, что поверхности предметов покрыты бархатом. Голоса же людей стали более приглушены, плавны, мелодичны и полифоничны. Они были слышны, казалось, издалека и отзывались отдаленным эхом…
Череда дней с момента встречи Кирилла с Соней пробежала быстротекущим весенним потоком воды в ручейке. В середине мая Пазухин напомнил Космину, что через день их отпуск с фронта заканчивается.
Он и Соня лежали в постели и говорили. За окнами брезжил рассвет. Она нервно курила.
— Неужели ты не можешь уехать хотя бы через несколько дней? Что тянет тебя туда, в эту грязь и кровь?
— Сонечка, я хочу испытать все сполна, пройти с Россией до конца ее страданий в этой войне.