Миссия выполнима
Шрифт:
– Я тебе сейчас добавлю. Пошли в камеру.
– Как это в камеру?… Мне на рынок надо! Рябой два червонца должен. Сегодня срок.
– Будет тебе срок. Большой и толстый…
Я забираю станок и покидаю кабинет. Да, слышал бы Антон Палыч… Порадовался бы.
В коридоре натыкаюсь на Георгия.
– О, Андрюха, вот ты где. Ну, что, едем?
– Куда?
– Как куда? На фабрику, к заму. Мы ж договорились еще неделю назад.
– Уже прошла неделя?
– Ты заработался… Давай, я жду на улице. Палыч тачку всего на пол часа дал, обратно придется своим ходом.
Я не помню, чтоб мы договаривались с Жорой о поездке, у меня свои планы, но он все равно не отвяжется, проще,
– Хорошо, я сейчас.
Погода задалась сегодня на славу. За бортом УАЗика двадцать два тепла, легкий зюйд зюйд-вест, и ни облачка на горизонте. Через сорок минут будем на месте, если не застрянем в пробке. Фабрика раскинулась на одном из живописных островков Финского залива, где, собственно, кроме фабрики ничего больше и нет. Водитель Серега по обыкновению матерится на «чайников», но мы увлечены беседой и внимания на него не обращаем. Георгий выкладывает мне собранную о заме информацию. Шилов Рудольф Аркадьевич, сорок восьмой год, то есть не мальчик, живет с женой и дочкой в трехкомнатной квартире с удобствами. Ревнив, но до драк дело не доходит. Соседи его не любят, потому что в долг никогда не дает. Не пьет, не курит, не судим. Вновь вспоминается Антон Палыч. «Ежели человек не пьет и не курит, поневоле задумаешься, не сволочь ли?…». Дочка Катя – студентка Института культуры, но культуры ей это не добавляет. Как клеила «Орбит» на стены, так и клеит. Говорят, хороша собой. На выданье. Характер гоношистый. Жена трудится в туристической фирме, продавая курсовки. Семья не бедствует, нажила серебристый «Фольксваген» позапрошлого года выпуска и участок под Всеволожском. Короче, семейка как семейка, без выпендрежа.
На фабрике Шилов три года, до этого занимался наукой в оборонном «ящике», пока один из покойных ныне директоров не пригласил его главным инженером. Буквально перед убийством последнего шефа, Рудольф Аркадьевич стал замом, а сейчас, соответственно исполняющим обязанности. То есть, теоретически, повод устранить начальника у него имелся. Нам остался сущий пустяк – на практике доказать, что Шилов воплотил теорию в жизнь, точнее в смерть.
– Ну, и что ты хочешь у него выяснить? – спрашиваю я Георгия.
– Пускай свои соображения выложит. Версии, то есть. А мы послушаем, покиваем… Главное, понять – при делах он или нет. Это сразу видно будет. У меня на это нюх. Как у собаки.
Едва мы переезжаем мост, на нас обрушивается слезоточивая вонь, исходящая от фабричных стен. Смесь конюшни и морга. Прошибает сильнее нашей «Черемухи». Оружие массового поражения. Водитель Серега морщится и зажимает рот.
– Дальше не поеду. Мне за вредность не платят.
– Нам тоже, – сообщает Георгий, – Брось увиливать. Потерпевших не выбирают. Не так уж и шмонит, кстати. Трупом недельной давности. Не Кристиан Диор, конечно.
Остров и сама фабрика производят удручающее впечатление. Источник зловония обнаруживается слева от ворот. Огромная гора мусора, огороженная проволочным забором. Чехов, без сомнения, описал бы окружающую среду более красочно, я же ограничусь модным словом – отстой. Полная и безоговорочная капитуляция. Надо предложить Лабудянскому натуру для сцены ужаса, если таковая имеется в сценарии. Кстати, о сценарии. Вениамин Антонович заскочит за ним вечерком.
– Ты сценарий прочитал?
– Прочитал.
– Ну и как? Кого там снегом занесло?
– Я, если честно, не понял… Там хлопец один из Чечни возвращается.
Крыша у него немножко поехавши. Синдром. А в городе, где он живет, братва беспредельничает. Друга детства замочили, пока пацан в Чечне воевал. Он к ментам сначала. Мол, нашли убийцу или нет? Те, как водится, купленные на корню. Отфутболили парня. Он к братве, типа, давайте разберемся. Братва тоже его послала – вали, а то и тебя загасим. Ну, пацан разозлился, купил у «черных землекопов» «шмайсер», пару лимонок и давай всех подряд валить. И ментов и бандитов. Трупов двадцать я насчитал, замучаешься оформлять. Навалил и свалил с телкой в Штаты. Да еще общак с собой прихватил. В общем, ничего, конечно, но с ментами Лабудянский переборщил. Мало того, что ляпов выше головы, так еще козлами всех сделал. Ты скажи ему, что так не бывает. Хоть один, но нормальный должен быть. Оперок какой-нибудь, например…
– Я вас познакомлю, ты ему сам и скажи. Может, ты этого оперка и сыграешь. Кстати, он к семи в отдел притащится, с Шиловым не затягивай.
За пол часа разобравшись на проходной с охранником, сидящим в противогазе, мы поднимемся на второй этаж управления и находим кабинет зама. Как оказалось, он еще не переместился в апартаменты своего покойного шефа, те опечатаны, и без разрешения прокуратуры их посещать категорически не рекомендовано. Рудольф Аркадьевич на месте, и не придется его ждать. Секретарша (без противогаза) докладывает шефу о высоких гостях, и, получив добро, открывает двери.
– Пожалуйста.
Внешность у зама интеллигентная, а вовсе не козлиная, как утверждал Георгий. Черты благородны, несмотря на легкую одутловатость. Гардероб безупречен, ногти ухожены. Я слышал, многие гиганты индустрии на Западе в рекламных целях делают лицом своей компании какую-нибудь выдающуюся личность. Рудольф Аркадьевич, без сомненья, лицо мусороперерабатывающей промышленности. Дородный мужчинка. Смесь Пирса Броснана и Никиты Михалкова.
В кабинете пахнет горной лавандой, и я, наконец, перестаю плакать. Кондиционер с освежителем. Обстановка типовая, без излишеств типа аквариумов с пираньями или статуй оголенных дев. На столе маленькая модель кучки мусора, с воткнутой в нее авторучкой. Сразу чувствуется, что к отходам Шилов относится трепетно, с теплотой, то есть профессионально. Кроме макета я примечаю фото в рамке. Портрет молодой дамы в красном. Вероятно, дочка. Пошла в папу. В смысле внешности, а не призвания. Смесь Софи Марсо и Анюты Курниковой.
После первого часа беседы с замом ничего принципиально нового мы не узнаем. Шилов гоняет воздух, жалуясь на тяжелое положение фабрики, на политику городских властей в части переработки мусора, на невозможность жить так дальше и прочие ужасы, которые мы и так видим каждый день по телевизору. Жора, возможно, не видит, он с неподдельным интересом слушает и сочувственно кивает головой в такт жалобам, не задавая не единого вопроса. О, сразу оговорюсь, один удивительный факт я все же выяснил. Никто из Главка с Рудольфом Аркадьевичем пока не общался, мы с Жорой первые представители спецслужб, с которыми он встречается после того злополучного вечера. Правда, в его отсутствие приезжал кто-то из прокуратуры, изъял бумаги из кабинета Бочкарева, а сам кабинет опечатал. А из Главка ни-ни. Подозреваю, что Утконос включил зама в длительную, глубокую разработку и сейчас утверждает ее план у вышестоящего руководства.
Завершив трагический монолог о судьбе мусора в России, Шилов смотрит на нас через толстые линзы своих очков.
– Так я пока главного не понял, – Жора достает из нагрудного кармана авторучку, – кто убил вашего директора? Или хотя бы за что? У вас есть предположения?
Зам зачем-то тоже достает ручку, словно сам собрался записывать свои ответы.
О, блин, нормально! Признаться честно… Отличная преамбула. Третьего директора убивают, а он не представляет, что сказать. По ошибке, наверное, валят. Или маньяк. Я называю это доверительными отношениями!