Миссия
Шрифт:
— Я поддерживаю нового Генерального секретаря в его желании воспитать новую нацию — советский народ. Это очень правильно. И кстати — соответствует мировой практике. Все эмигрировавшие во Францию — французы! А все, кто живет в США — граждане США. Разве они называют себя кем-то другим? Образовалась новая нация: «американский народ», так почему бы не быть новой нации: «советский народ»? Это очень правильно, это дельно. И я просто счастлив, что у моей страны появились новые руководители — умные, деловые, современные.
— Как вы считаете, у США есть шанс договориться с Советским Союзом? Исключить возможность начала ядерной войны?
— Я вообще исключаю возможность начала ядерной войны! Каких
— А точно у вас, русских, все части тела такие же, как у наших мужчин? — это молоденькая девчонка, видимо репортерша какой-то из молодежных газет или из молодежных журнальчиков — А может все-таки отличаются? (Хохот, улыбки, шум.)
— Дорогая мисс… не знаю, как вас звать… так как я не знаю, с какими мужчинами вы успели плотно пообщаться, и вряд ли эти мужчины демонстрировали бы мне все свои части тела так охотно, как вам (хохот усилился), то ничего определенного по этому поводу сказать не могу. Демонстрировать же особо скрытые свои органы прямо перед толпой репортеров я не могу — потому что это будет воспринято как неуважение к морали, и к журналистам в частности. Но если вы останетесь после брифинга и пожелаете узнать точнее — я смогу удовлетворить ваше любопытство. Если у вас будет желание, конечно. И если не будет против моя подруга Найна. Только боюсь, что она будет против, а когда она против — сопернице ее не позавидуешь — Найна очень хорошо дерется и стреляет. Кстати, скоро она снимется в одной из главных ролей нового фильма по моему сериалу «Нед». Уверен, этот фильм просто взорвет кинорынок! Увидите, это будет хит!
Репортеры ржали, хлопали в ладоши, а к чести репортерши, задавшей провокационный (или шутливый?) вопрос, она позволила себе немного покраснеть. Хотя и довольно улыбалась. Само собой — были довольны и остальные репортеры: они хотели шоу, я дал им шоу. Неважно — что говорит звезда, важно, чтобы это было интересно. Шоу должно продолжаться!
Вообще, каких-то особенно гадких, провокационных вопросов как ни странно и не было. Нельзя же назвать провокационным вопросом вопрос о смене власти в СССР? Действительно ведь — это очень важно для всего мира, и кого как не жителя СССР да еще и писателя с мировым именем об этом спросить? А в остальном прошло все именно так, как того ждут зрители и читатели Америки: спорт, шоу и все такое. Веселись, народ!
Вечерние газеты вышли с заголовками:
«Русский писатель Карпофф назвал президента Никсона деловым и умным человеком!» «Советский писатель Карпофф надеется на дружбу американского и советского народа!» «Русский писатель Карпофф предложил репортерше молодежного журнала тайно уединиться, чтобы показать ей что-то интересное!» — ну это уже желтая пресса. Надо же им что-то писать? Пусть себе пишут. Жить-то им на что-то надо!
«Русский писатель Карпофф заявил, что победу над Али он посвящает своей стране!» «Писатель Карпофф заявил, что разорит букмекерские конторы, жульнически разоряющие своих клиентов!» — ну это вранье, я такого не говорил. Я вообще воздерживался от слов «жульнически» и все такое. Хотя из моих слов и было понятно — «Вы жулики, господа!». Но попробуй подкопаться!
А на следующий день меня посетили неожиданные гости. Хотя — почему неожиданные? Меня не беспокоили с прошлого года, пора бы уже и навестить бунтаря.
Симонов, Николай Васильевич — а это был именно он. Советник посла СССР Ну и ясное дело — кадровый разведчик. Приехал он один, без сопровождающих (в прошлый раз их было трое). Когда Пабло сообщил мне о том, что у ворот стоит Симонов, первое, что я спросил — один он, или с сопровождающими. Нет, так-то я не опасался, что меня выкрадут, либо убьют — что я, мальчик, что ли? Хрен ты меня голыми руками возьмешь! Но все-таки, надо быть осторожным.
Пришлось прервать работу ради такого случая, что не улучшило мне настроение — я работал очень интенсивно, и Ольга мне в том была просто спасением. За эти три дня, что она работала на меня, я убедился, что не ошибся, взяв ее к себе на службу. Феномен — по-другому ее и не назовешь! Как она печатала — это просто песня, на загляденье! «Так-так-так говорит пулеметчик! Так-так-так говорит пулемет!»
Принял я Симонова у себя в кабинете. Ольгу отправил отдыхать — незачем ей слышать лишнего.
Симонов за эти месяцы ничуть не изменился — все такой же незаметный, серый, тусклый, как и подобает настоящему разведчику, способному затеряться в толпе, даже если эта толпа состоит из трех человек. Пожатие его было крепким, рука сухой. Не люблю здороваться с людьми, у которых влажные, липкие ладони. То ли они вспотели от волнения, потому что чел строит мне козни, то ли по жизни рук не моет, и только что в сортире лазил ими где-то в интимных и непотребных местах — неприятно.
Короткие ногти без траурной каймы, сухие, чистые ладони, крепкое, не вялое, но и не костедробительное рукопожатие — вот как должен здороваться правильный мужчина.
Мы уселись у горящего камина — хоть и начало весны, на улице плюсовая температура, но ветрено, сыро, и сидеть у камина самое то. Поленья трещат, чуть-чуть пахнет дымком и хвойной смолой (от поленьев, что ждут своей очереди возле зева камина), а благодатное тепло ласково обволакивает твой уставший организм, расслабляя и навевая добрые мысли. Хорошо!
— Слушаю вас, Николай Васильевич — улыбнулся я собеседнику, и тот спокойно кивнул.
— Не забыли мое имя?
— Ну… если это только ваше имя — пожал я плечами — нет, не забыл. У меня вообще память хорошая!
— Говорят, что память у вас абсолютная, и вы помните все, что сказано, написано, и вообще все, что видели вокруг вас — констатировал Симонов, явно не ожидая ответа, но я ответил:
— Не буду скрывать. Все именно так. Николай Васильевич, вы отвлекли меня от работы. Мое время очень дорого стоит. Не ходите вокруг да около, сообщите мне цель вашего визита! Если это в очередной раз предложение срочно вернуться в Союз, то сразу скажу — вернусь, но не сейчас! Сейчас мне нужно снять два фильма, дописать очередную книгу — для чего я даже вынужден был нанять машинистку — и только тогда я сочту, что пришло время вернуться. Если только не возникнет еще какая-то проблема. В настоящее время я очень, очень занят!