Мистер Аркадин
Шрифт:
Должно быть, он перебрался через проволочное ограждение, потому что приближался ко мне, путаясь в лабиринте кранов и сваленных грузов. Стараясь остаться незамеченным, я прижался к пирамиде мешков с цементом и, улучив момент, согнувшись, держась в тени, пустился бежать к пристани, где пришвартовалась «Королевна».
Я почти добежал до нее, когда из темноты наперерез мне бросился еще один человек. Он был огромен, настоящий великан, во всяком случае, мне так показалось, то ли потому, что я сам вжал голову в плечи, то ли потому, что он так неожиданно близко вырос передо мной. Он спотыкался. Задетый его гигантским
Я выпрямился и почувствовал, как меня заливает пот. Где-то в районе таможни полицейские все еще преследовали инвалида, их свистки по-прежнему тревожили темноту.
— Слушайте, — с трудом выдохнул тот, что лежал у моих ног. — Послушайте меня…
Я опустился на колени рядом с ним. Он тяжело дышал. Я не мог заставить себя прикоснуться к нему. И тут я заметил, что возле меня стоит Мили в одной пижаме. Ее присутствие рассердило меня, но и принесло облегчение.
— Ступай за доктором. Живо!
Она дрожала в своей легкой пижаме, но не от холода, а от страха. В ее взгляде, устремленном на раненого, было больше отвращения, чем жалости.
— Кто это?
Я пожал плечами. Она проговорила:
— Будь осторожен. Ты ведь знаешь, как мы должны быть осмотрительны. Тадеуш сказал…
Я схватил ее за руку и грубо тряхнул.
— Врача! Беги за врачом!
Раненый, с неимоверным усилием приподнявшись, прохрипел:
— Поздно звать врача. Не стоит.
Тем временем безумная игра «полицейские и воры» шла своим чередом, перемещаясь из одного укромного уголка, каких полно в доках, в другой. Странно, что, несмотря на свои отчаянные свистки, полиция до сих пор не получила подкрепления. Вся береговая часть была погружена во мглу. Казалось, весь Неаполь спит, кроме бегущего и его преследователей, кроме Мили и меня, и человека, умирающего на наших глазах. Я сумел наконец разглядеть его лицо: толстые губы странно подергивались, а темные глаза, казалось, смотрели мне прямо в душу.
Мили зажала рот руками, пытаясь остановить дрожь.
— Гай, полиция!
Раненый сделал новую попытку подняться, но не смог и тяжело упал наземь лицом вниз. Мили, стуча зубами, тупо повторяла:
— Полиция… будь осторожен… полиция…
Склонившись над раненым, я ощутил дыхание смерти,
тяжелую смесь крови и пота. Он сжал мне запястье, его рука была уже холодной.
— Не надо полиции.
Он застонал.
— Не хватало мне сдохнуть на руках у легавых.
Кровь хлынула у него из горла. Она затекала под пальто и под рубашку и тонкой струйкой появлялась из рукава. Меня замутило. Я обернулся к Мили.
— Нельзя же оставить его здесь истекать кровью. Нам нужно…
Вряд ли я вправду знал, что нам нужно делать.
В этот момент со стороны маленькой гавани, где стоят на якоре яхты, раздался
— Это он тебя пырнул? Ну вот видишь, они его достали.
Таково было единственное утешение, которое я мог предложить бедняге: смерть другого. Он опять поднял голову, и на лице его изобразилось нечто похожее на улыбку.
— Ты мировой парень. Как тебя зовут?
Я ответил: «Гай ван Страттен. Гай ван Страттен».
Он качнул головой. Мое имя ничего ему не говорило.
— Я Бракко. Можно просто Марсель. Так я вроде среди своих помираю.
Он пожал мне руку и потом каждый раз, когда его душил спазм, судорожно цеплялся за нее. Тошнота и отвращение у меня почти прошли.
— Держись, старина. Все в порядке. Я с тобой.
Я бормотал какую-то чушь, но это действовало на него успокаивающе.
— Я дурной человек. Я вспоминаю друзей, которые у меня были…
Ему трудно давались слов», но хотелось выговориться. Я нагнулся пониже, чтобы не пропустить ни слова. Мили тоже подошла поближе. Ее больше пугала обступившая нас темнота, чем приближающаяся смерть.
— Я тебя раньше не знал. Ты мировой парень…
Из-за крови, льющейся горлом, слов было почти не разобрать.
— Мне хочется что-нибудь сделать для тебя.
— Отлично, старина, не беспокойся.
Я достал носовой платок и вытер ему губы.
Подоспело наконец подкрепление — два мотоцикла с колясками. А за ними целый грузовик с фараонами. Пора было смываться.
Мили опять начала дрожать.
— Полиция. Они идут сюда! Гляди!
Я слышал шаги по каменной мостовой и голоса людей, разговаривающих по-итальянски. Через считанные минуты они будут здесь.
Бракко прохрипел: «Плевать, они мне теперь уже ничего не сделают».
Судорога исказила его смертельно бледное лицо.
— Я умираю, — продолжал он, — но все же сначала кое-что я тебе скажу.
Почему я не оставил его истекать кровью между штабелями досок? Сиди я сейчас на борту «Королевны», у меня был бы шанс выйти чистеньким из этой заварухи. А теперь вот…
Мили прямо тряслась от страха.
— Бракко друзей не забывает.
Вдоль пакгауза зажглись прожектора, снопы света обшаривали все закоулки. Один из них скользнул к нам. Мили так побледнела, что ее губы на мертвенном лице казались почти черными. А Бракко все угрюмо бухтел: «Сделаю для тебя кое-что»…
— Забудь об этом, старина.
Он начинал действовать мне на нервы. Полиция нас засекла. Мы угодили в самое пекло.
— Кое-что получше, чем деньги… Гораздо лучше…
Мили упала на колени, прижавшись ко мне. Сквозь пижаму я чувствовал запах ее тела, видел под легким шелком упругие маленькие груди и твердые торчащие соски.
— Полиция! — опять прошептала она.
Бракко потянул меня к себе. Его дыхание было тошнотворным.
— Подарочек тебе, малыш… Целое состояние…
Едва ли он сознавал, что происходит вокруг него. Он цеплялся за свою мысль, как за мою руку. Опять приподнялся с искаженным болью лицом.