"Мистер Рипли" + Отдельные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Всего наилучшего, Том”.
Том спустился в холл, купил марку за семьдесят сантимов и отправил письмо. Джефф, наверное, получит его только во вторник. Но отправлять подобное сообщение телеграммой было бы неосторожно. Или не было бы? “Для Бернарда я – под землей”. Вряд ли Джефф с Эдом поймут, что это значит. Он все еще размышлял об этом, когда в холл вошла Элоиза. Том был рад видеть, что ее чемоданчик при ней.
– Добрый вечер, мадам Стивене, – приветствовал он ее по-французски. – Сегодня ты мадам Стивене. – Том хотел проводить ее к портье, чтобы она зарегистрировалась, но потом решил, что сойдет и так, и они направились
Три пары глаз следили за ними. Она его жена? Гм.
– Том, ты очень бледен!
– День был утомительный.
– Ой, а что это…
– Тс-с-с…
Она имела в виду рану на голове. Элоиза всегда все замечала. Кое-что ей придется объяснить, но, конечно, не все. Описывать могилу – бр-р-р… Это было бы слишком ужасно для нее. И выставило бы Бернарда убийцей, а он им не был. Том уплатил чаевые лифтеру, который настоял на том, чтобы донести вещи Элоизы до номера.
– Что у тебя с головой?
Том снял темно-зеленый с голубым шарф, которым высоко обмотал шею, чтобы не видно было кровь.
– Бернард ударил меня. Но беспокоиться не о чем. Снимай обувь, раздевайся. Устраивайся, как дома. Шампанского хочешь?
– С удовольствием.
Он заказал по телефону шампанское. Том испытывал легкое головокружение, как при высокой температуре, но он знал, что все дело лишь в слабости и потере крови. Не накапал ли он кровью дома? Нет, он вспомнил, что проверил это перед уходом.
– А где Бернард? – Элоиза скинула туфли и осталась босиком.
– Не имею понятия. Может быть, в Париже.
– Вы подрались? Он не хотел уезжать?
– Ну, настоящей дракой это не назовешь. У него расстроены нервы. Но все это ерунда, не обращай внимания.
– Но почему ты уехал в Париж? Он что, все еще у нас дома?
А может быть, и так, вдруг подумал Том. Правда, Бернард забрал все свои вещи – Том проверял. А попасть обратно в дом он мог, только разбив стеклянные двери.
– Нет, его нет у нас дома, – сказал он.
– Я хочу осмотреть твою голову. Пойдем в ванную, там светлее.
В дверь постучали. Их заказ выполнили быстро. Осанистый седовласый официант улыбнулся, когда хлопнула пробка. Бутылка с приятным хрустом вошла в ведерко со льдом.
– Merci, m'sieur, – сказал официант, принимая от Тома банкноту.
Они подняли бокалы – Элоиза несколько неуверенно – и выпили. Элоиза хотела первым делом осмотреть его голову. Том подчинился. Он снял рубашку, нагнулся и закрыл глаза, пока Элоиза промывала рану с помощью полотенца. Он постарался не слушать ее причитаний, которые предвидел.
– Рана неглубокая, иначе она не кровоточила бы так, – сказал он. От мытья кровотечение, понятно, усилилось. – Возьми другое полотенце, – возьми что-нибудь, – сказал Том, выходя в спальню, где неожиданно ноги у него подкосились, и он мягко опустился на пол. Но сознания он не потерял и пополз обратно в ванную, так как там пол был выложен керамической плиткой.
Элоиза сказала, что надо наклеить лейкопластырь.
На минуту Том все-таки отключился, но не стал говорить об этом. Он добрался до туалета, где его вырвало. Взяв у Элоизы намоченное полотенце, он вытер им лицо. Спустя пару минут он стоял в ванной возле умывальника, потягивая шампанское, в то время как Элоиза сооружала повязку из маленького носового платка.
– Почему ты носишь с собой лейкопластырь? – спросил он.
– Он
Это было выше его понимания. Он придерживал пластырь, пока Элоиза отрезала от него кусок.
– Пластырь розового цвета, – сказал он. – Это попахивает расовой дискриминацией. Американское движение за права негров не потерпело бы этого.
Элоиза не поняла – Том говорил по-английски.
– Я объясню тебе это потом.
После этого они забрались в постель – шикарную широкую постель с четырьмя пухлыми подушками. Элоиза пожертвовала свою пижаму, чтобы подложить Тому под голову, если вдруг опять начнется кровотечение, но он не думал, что оно начнется. Элоиза улеглась голышом и была наощупь удивительно гладкой – как мрамор, – только мягкой и теплой. Момент был неподходящим, чтобы заниматься любовью, но Том все равно был очень счастлив и совсем не думал о завтрашнем дне. Возможно, это было неразумно с его стороны, но он решил побаловать себя и расслабиться. В темноте он слышал, как шипит шампанское в бокале Элоизы, и как она ставит пустой бокал на столик. Он прижался щекой к ее груди. “Элоиза, ты единственная женщина, которая заставляет меня ощущать настоящий момент”, – хотел он сказать, но чувствовал себя слишком усталым, чтобы говорить, да и мысль была, возможно, не такой уж глубокой.
Утром Тому волей-неволей пришлось дать Элоизе кое-какие объяснения, и он постарался сделать это поаккуратнее. Он сказал, что Бернард расстроен из-за своей английской подружки, что он может покончить с собой, и поэтому Том должен найти его. Возможно, он в Афинах. А поскольку полиции, которая разыскивает Мёрчисона, было важно не терять Тома из поля зрения, то лучше всего, если она будет думать, что он в Париже – у кого-нибудь из друзей, например. Он сказал Элоизе, что в понедельник ему должны привезти фальшивый паспорт. Они завтракали в постели.
– Не понимаю, что ты так нянчишься с этим чокнутым, – он ведь даже ранил тебя.
– Дружба есть дружба, – сказал он. – Почему бы тебе не вернуться в Бель-Омбр и не составить компанию мадам Аннет? Или, – сказал он, оживившись, – мы позвоним ей, а ты проведешь весь день и еще ночь со мной. Но лучше на всякий случай сменить отель.
– Ох, Тоом, – вздохнула Элоиза, но он знал, что на самом деле она не расстроена. Ей нравилось хитрить и делать секрет из того, в чем секрета не было. Она рассказывала Тому, какие штуки они с друзьями обоих полов проделывали в отрочестве, когда им надоедала родительская опека. Не хуже тех, что сочинял Кокто [113] .
113
Жан Кокто (1889-1963) – французский писатель, художник, театральный деятель, чье творчество развивалось от дадаизма к сюрреализму.
– Нам надо поменять фамилию. Какую ты хотела бы взять? Она должна быть американской или английской – из-за меня. А ты – моя жена-француженка. – Том говорил по-английски.
– Хм-м… Гладстон?
Том расхохотался.
– Что смешного в фамилии Гладстон?
Элоиза терпеть не могла английский язык, потому что ей казалось, что все слова в нем имеют вторые, гадкие значения, которых ей ввек не освоить.
– Да нет, в самой фамилии нет ничего смешного, просто Гладстон был изобретателем чемодана.