"Мистер Рипли" + Отдельные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Том немного проголодался, но собирался лечь спать на голодный желудок, проведя перед этим часок с итальянским разговорником. Он вспомнил: он ведь решил набрать два килограмма, чтобы на нем лучше сидела одежда Дикки, да и лицо у Дикки было покруглее. Том зашел в бар, заказал бутерброд с ветчиной на длинном твердом хлебце и стакан горячего молока, поскольку горячее молоко пил его сосед за стойкой. Молоко было почти безвкусным, отдавало непорочностью и чистотой. Том подумал, что, вероятно, такова на вкус церковная облатка.
Из Парижа в Италию он вернулся более длинным путем, заночевал в Лионе, а затем и в Арле, чтобы посмотреть места, изображенные на картинах Ван Гога. Ему удалось сохранить веселое и спокойное расположение духа, хотя погода стояла ужасная. В Арле, несмотря на то что дождь, подгоняемый свирепым мистралем, вымочил его до нитки, он постарался отыскать те точки, где стоял Ван Гог, когда писал тот или иной пейзаж. В Париже купил великолепный альбом репродукций Ван Гога, но не мог
В Риме, куда он вернулся четвертого января, его ждали два письма от Мардж. Она еще не закончила черновой вариант книги, но послала три четверти рукописи и все фотографии американскому издателю, с которым связалась прошлым летом, и он ответил, что идея его заинтересовала. Мардж писала:
“Когда я увижу тебя? Мне очень жаль упускать лето в Европе после того, как я вытерпела еще одну ужасную зиму, но все же я думаю поехать домой в начале марта. Да, наконец ко мне пришла тоска по родине, неодолимая, настоящая. Милый, как было бы хорошо, если бы мы поехали домой вместе, на одном теплоходе. Это возможно? Боюсь, что нет. Ты не собираешься наведаться в Штаты хоть ненадолго зимой?
Я хочу послать все мое барахло (восемь мест багажа, два сундука, три коробки с книгами и всякой всячиной!) малой скоростью по воде из Неаполя, а самой поехать через Рим, и, если у тебя будет настроение, мы бы по крайней мере еще раз съездили в Форте-деи-Марми и Виареджо и другие места, которые мы любим, – на прощанье. У меня не то настроение, чтобы обращать внимание на погоду, которая, конечно, будет мерзейшая. Я не решилась бы. просить тебя проводить меня до теплохода в Марсель, но если я поеду из Генуи? А, как ты думаешь?”
Второе письмо было более сдержанным. Том знал почему: за месяц он не послал ей даже открытки. Мардж писала:
“Я передумала насчет Ривьеры. Возможно, это сырая погода высосала из меня всю энергию, а может быть, моя книга. Так или иначе, я уезжаю раньше, чем думала, 28 февраля на теплоходе “Конституция”. Представляешь, стоит мне ступить на борт, и я в Америке. Американская кухня, кругом американцы, расплачиваются долларами в баре… Милый, мне очень жаль, что я тебя не увижу. Как я могу заключить из твоего молчания, ты. все еще не хочешь видеть меня, ну так и не бери в голову. Считай, что сбыл меня с рук.
Разумеется, я надеюсь, что мы еще увидимся, в Штатах или где-нибудь еще. Если тебе придет в голову совершить прогулку в Монджибелло до 28-го, ты отлично знаешь, что тебе будут здесь рады.
Твоя, как всегда, Мардж.
P.S. Я даже не знаю, по-прежнему ли ты находишься в Риме”.
Мысленным взором Том видел, как она пишет это письмо и плачет. У него возник порыв написать ей письмо, сообщив, что он только что вернулся из Греции, и, дескать, получила ли она две его открытки? Но безопаснее было, чтобы она уехала в Америку, не зная точно, где он находится. Том не стал ей писать.
Его тревожила, хотя тоже не слишком, возможность того, что Мардж приедет в Рим повидаться с ним раньше, чем он подберет себе квартиру. Она может его найти, прочесав все гостиницы, в квартире же не найдет никогда. Состоятельные американцы обычно не сообщали о своем приезде в полицию, хотя подразумевалось, что всякая перемена адреса фиксируется там. Том однажды разговаривал с американцем, постоянно проживающим в Риме. Тот снимал квартиру и говорил, что сам никогда не беспокоился по поводу полиции и она никогда не беспокоила его. На случай, если Мардж внезапно нагрянет в Рим, у Тома висела наготове в шкафу его собственная одежда. Он ничего не изменил в своей внешности, кроме цвета волос, а это было легко объяснить: мол, выгорели на солнце. Ну и пусть Мардж отыщет его, ничего страшного. Первое время Том забавлялся карандашом для бровей – у Дикки брови были длинные и чуть приподняты к рискам. И еще накладывал немного грима на кончик носа, чтобы сделать его длиннее и острее. Но и то и другое было легко заметить, и он от этого отказался. В перевоплощении главное –
Десятого января Том написал Мардж, что три недели был в Париже один, а теперь вернулся в Рим, что Том уехал из Рима месяц назад, сказав, что поедет в Париж, а оттуда в Америку, но в Париже они не встретились. Что он еще не снял квартиры в Риме, по ищет ее и, как только найдет, сообщит адрес. Он рассыпался в благодарности за посылку с рождественскими подарками:
Мардж прислала ему тот самый свитер с полосками в виде буквы V, который она еще с октября вязала, то и дело примеряя на Дикки, альбом живописи раннего Возрождения и бритвенный набор в кожаном футляре с инициалами “Г. Р. Г.” на крышке. Посылка пришла только шестого января, из-за нее-то он и взялся за перо. А то еще Мардж подумает, что он не получил ее, чего доброго, испугается, не случилось ли с ним беды, и кинется его разыскивать. Он спрашивал, получила ли она его посылку. Он отправил ее из Парижа и выражал опасения, что она придет с опозданием. Он приносил извинения и писал:
“Я снова занимаюсь с Ди Массимо, и, на мой взгляд, получается у меня недурно. Я тоже соскучился по тебе, но, если ты пока в силах выносить мой эксперимент, я бы предпочел не видеться с тобой еще несколько недель (разве что ты действительно надумаешь вдруг уехать домой в феврале, в чем я до сих пор сомневаюсь), а ты в это время не пытайся со мной встретиться. Привет Джордже с женой, и Фаусто, если он еще не уехал, и Пьетро с пристани…”
Письмо было выдержано в том рассеянном и немного меланхолическом духе, в каком Дикки всегда писал письма. Его нельзя было назвать ни теплым, ни холодным, и оно ничего не говорило по существу.
На самом деле Том уже снял на год квартиру в большом многоквартирном доме на Виа Империале неподалеку от Порта-Пинчана, хотя и не предполагал подолгу жить в Риме, особенно зимой. Ему просто хотелось иметь дом, прочный тыл, которого у него не было уже много лет. К тому же жить в Риме было престижно. Рим был частью его новой жизни. Ему будет приятно сказать где-нибудь на Мальорке, или в Афинах, или в Каире: “Да, я живу в Риме. У меня там квартира”. Именно так принято говорить в кругу богатых американцев, разъезжающих по свету. Иметь квартиру где-нибудь в Европе было для них так же естественно, как иметь гараж у себя на родине. Тому хотелось также, чтобы его квартира и выглядела изысканно, если даже он не станет приглашать гостей. Сначала он предпочел не иметь телефона, даже если номер не будет включен в телефонную книгу. Но потом установил его, посчитав скорее мерой предосторожности, чем источником опасности. В квартире была большая столовая, спальня, нечто вроде маленькой гостиной, кухня и ванная. Обстановка, пожалуй, чересчур роскошная, но это подходило к респектабельному району и к респектабельной жизни, которую он собирался вести. Квартирная плата составляла сто семьдесят пять долларов в месяц зимой, включая отопление, и сто двадцать пять летом.
Мардж ответила восторженным письмом, где сообщала, что только что получила из Парижа эту красивую шелковую блузку, которая была для нее совершеннейшим сюрпризом и словно на нее сшита. Она писала, что на рождественском ужине в гостях у нее были Фаусто и супруги Чекки, и индейка была божественной, с орехами и подливкой из гусиных потрохов. И был рождественский пирог и много других яств. Было все, кроме него, Дикки. Она спрашивала, что он поделывает сейчас и о чем думает. И стал ли счастливее? Сообщала, что Фаусто навестит его по пути в Милан, если он в ближайшие дни пришлет свой адрес, а можно еще оставить в Американском агентстве записку для Фаусто, с указанием, где тот может его найти.
Вероятно, ее хорошее настроение объяснялось тем, что Том, как она полагала, отбыл через Париж в Соединенные Штаты. Вместе с письмом Мардж пришло письмо от синьора Пуччи, который сообщал, что продал в Неаполе три предмета из меблировки дома за сто пятьдесят тысяч лир и уже нашелся покупатель на яхту, некий Анастазио Мартино из Монджибелло, который обещал внести задаток в течение недели. А вот дом вряд ли удастся продать раньше лета, когда в городок снова нахлынут американцы. Если вычесть пятнадцать процентов комиссионных синьора Пуччи, сумма, вырученная за мебель, составила двести десять долларов, и Том отпраздновал это событие, заказав в римском ночном клубе роскошный ужин при свечах, который съел в изысканном одиночестве за столиком на двоих. Он охотно ужинал или ходил в театр один. Это давало возможность сосредоточиться на перевоплощении в Дикки Гринлифа. Он отламывал кусочки хлеба в точности так, как это делал Дикки, отправлял в рот еду, держа вилку в левой руке, точно тем же движением, что и Дикки, благожелательно глазел на соседние столики и на танцующих, погрузившись в такой глубокий транс, что официанту, дабы привлечь внимание, приходилось обращаться к нему вторично. Какие-то люди помахали ему из-за своего столика, и Том узнал американскую супружескую пару, с которой познакомился на приеме в канун сочельника в Париже. Он ответил приветственным жестом. Припомнил даже и фамилию – Саудеры. Больше ни разу за весь вечер не взглянул в их сторону, но они уходили раньше его и остановились возле его столика поболтать.