Мистерия числа тринадцать. Часть 1
Шрифт:
В этом гиблом месте вот что происходит. Стремительно поднимается вода в Заячьем и особенно в Бурном. Как ты знаешь, эти ручьи соединяют два пояса скал, один вверху, высотой метров сорок, а другой ниже, непосредственно над долиной Ивовой реки. Вот этот второй, представляющий собой скальный гребень, и создает ловушку. Высота его со стороны Ивовой метров сто, в противоположную сторону метров тридцать. И вот перед этим гребнем образуется озеро. К тому же, как раз под водоразделом Заячьего и его безымянного притока, течет подземная река. Приток этот вытекает из мощного фирна[3], который в действительности заполняет провал, ведущий в подземную реку. И при катастрофическом половодье этот фирн за трое-четверо суток исчезает. Вместо него дыра размером метров шестьдесят на пятьдесят
По рассказам очевидцев, в том числе и туристов, попавших в этот переплет, я попытался восстановить и проанализировать погодные условия, приведшие к этому катаклизму. Получилась вот какая картина. Ранняя весна, предпосылки раннего же половодья. Но май начинается с похолоданья: устойчивые минусовые температуры, обильные снегопады. В середине мая с севера надвигается влажный северный фронт: в этих местах такие тучи и летом беременны снегом. Холодный и важный воздух провоцирует образование плотной ледяной корки, снижающей интенсивность таяния почти до нуля. В последних числах мая с юга, навстречу ему, стал надвигаться теплый и столь же влажный фронт. В ту злополучную весну фронты схлестнулись южнее железнодорожной линии, вот у этого узла хребтов. Счастье, что в эпицентре людей не было. Но и севернее железнодорожной линии они натворили бед. Часов семь по всей округе бушевала гроза. Ну а в эпицентре вакханалия длилась более трех суток...»
Кузьма замолчал. Казалось, он еще и еще раз переживает это стихийное бедствие, видит гибнущих людей...
«Но такое явление маловероятно, - наконец, вновь заговорил Кузьма. – Почти невероятно. Как я уже тебе сказал, такое половодье было в начале девяностых. А до этого… Из всех моих собеседников только старый путевой обходчик вспомнил, что о таком половодье слышал от своего деда. Мол, тогда тоже гибли здесь люди. Но произошло такое тогда, когда дед этого старика был мальчонкой, лет, этак, сто назад, если не более…»
– Что ж, выходит, что такая катастрофа бывает раз в столетие, - тихо проговорил Олег. – Будем надеяться на теорию вероятностей. Жаль, что не догадался посмотреть перед отъездом реальную погоду в этих краях.
Он докурил сигарету, сладко зевнул и полез в палатку…
Утро следующего дня было хотя и пасмурным и холодным – ночью заиндевел тент и замерзли лужи, но без дождя и тихим. Ветер, наигравшись за ночь, стих совсем. Первым делом Олег осмотрел ноги обеих женщин: знакомый врач, порекомендовавший ему эти бальзамы, не подвел, и ожог и растертые раны не просто затянулись, поджили. Первые два часа шли бодро. Но вскоре в ущелье вползло облако, видимость ухудшилась, женщины то и дело спотыкались, падали. Впрочем, пока шли хотя и не быстро, но без особых происшествий, придерживаясь русла притока ручья Студеного. Правда, Катя оборонила часы, и Олегу пришлось возвращаться. К счастью, нашел он их легко: часы упали в воду возле самого берега. Сложности начались с выходом на снежник: сначала не удержалась Катя, упала, поехала вниз. Олег бросился ей на помощь, подхватил женщину, удержал ее. «Черт, - подумал он. – Как же некстати эта наледь. Хорошо хоть лопата с собой. А ведь была мысль оставить ее на станции. Мол, невысоко пойдем».
Олег оставил внизу Соню, велев ей все вещи переложить в один рюкзак, а сам повел Катю вверх. Выйдя на каменную осыпь, он пристроил рюкзак понадежнее, усадил Катю на большой плоский камень так, чтобы та не могла сорваться, и пошел за Соней. Когда они преодолели две трети снежника, женщина вдруг вспомнила, что оставила примус. Олег тихо чертыхнулся, довел Соню до Кати и пошел вниз, отклонив все просьбы Сони разрешить ей самой исправить оплошность…
–
– Какая женщина? Что сочинила? – переспросила Соня, не поняв, о чем завела разговор подруга.
– Ну, та, что пугала нас на командной тусовке. Черт, не запомнила, как ее зовут. Помнишь, она уверяла, что Олег всех новеньких женщин зовет телками, придирается к ним, а одну даже выпорол, раздев догола перед всеми. Ой, я даже вспомнила, как ту бедняжку звали. Оксана.
– Вот ты о чем. Как звали рассказчицу, ты и не могла запомнить. Она же себя не назвала. Да и другие не рвались с нами знакомиться. Одна только Ева тогда с нами и поговорила, и рассказала немного. А так в памяти осталась одна сумятица. Им-то хорошо, они все друг дружку знают, не раз ходили вместе в походы. Так что от тех дней в памяти остались только Ева, Маша, хозяйка дома, да еще Олег. И то потому, что он верховодил. Даже с племяшом Виктора Денисовича и его невестой мы толком познакомились позже. У Северовых они вообще с нами не общались. А чего это ты вспомнила ту женщину, ее рассказ?
– Соня, если бы россказни этой женщины были бы правдой, быть нам уже поротыми, - выпалила Катя.
– Вот ты о чем, - задумчиво проговорила Соня. – Может, ты права и неправа одновременно.
– Это как?
– То, о чем нам рассказала та женщина, относилась к походам, в которых новенькие женщины были в меньшинстве. Команда, разумеется, целиком на стороне своего Командора. Почему бы и не дать волю своим низменным порывам? Впрочем, как раз низменного в Олеге не ощущается. И не только низменного. Он не только не придирается, но и спускает нам все наши огрехи. А их – надо честно признать – меньше не становится.
– Не становится, - вздохнула Катя. – Хотя и стараемся.
– А если уж судить по совести, подружка, - усмехнулась Соня. – То мы с тобой заслужили порку еще до отъезда.
– Это почему?
– Ложью своей. Должны были еще в Москве, когда встретились втроем , честно сказать Олегу, какие мы туристки. А мы спокойненько испортили ему отпуск. Разве о таком походе думал Олег?
– Не о таком, - согласилась Катя. – Но у нас-то другого выбора не было. И потом. Нам же обещали, что Олегу все расскажут, объяснят.
– А на деле ничего не рассказали, не объяснили.
– Но это не только наша вина.
– Но и наша тоже. Так что Олег вправе выпороть нас.
– Не хочется быть поротой, ой, не хочется, - вздохнула Катя. – У тебя-то хоть опыт есть, тебя отец порол. А для меня это будет впервые. И не сопливую девчонку будут пороть, а взрослую женщину. И зачем только мы пошли в этот поход. После того, как мы услышали от той женщины о порке Оксаны, надо было отказаться.
– И чтобы мы делали? Ты же сама сказала, что иного выхода у нас не было.
– Не было, - вздохнула Катя. – А может, та женщина все придумала? Чтобы нас напугать.
– Ой, хочется в это верить. Так хочется. Я ведь тоже уже не сопливая девчонка.
– Соня, но если та женщина не солгала, не сочинила, а у Олега, как мы с тобой понимаем, есть все основания нас выпороть, почему он до сих пор этого не сделал?
– Может быть потому, что нас двое, а он один. Можем дать отпор. Или, обидевшись, заявить, что уходим. И что тогда? Олегу придется отвечать за нашу гибель. Нужно ему это? Кстати, и порка Оксаны – если вся эта история не вымысел – была в самом конце похода. Чтобы женщина могла одна дойти, добежать до станции.