Мистерия числа тринадцать. Часть 1
Шрифт:
Последующие трое суток слились в один непрерывный кошмар. Впрочем, начало нового дня не предвещало особых неприятностей, хотя утро встретило их моросящим дождем и довольно сильным холодным ветром с севера. Северному ветру Олег даже обрадовался: такой ветер притормозит половодье. Поначалу шли достаточно ходко, но спустя два часа моросящий дождь сменился ливнем с градом, пришлось пережидать, укрывшись тентом. Когда же стихия стихла, выяснилось, что сидевшая, как и он сам, сбоку, Катя умудрилась перекрутить тент, и внутренняя сторона его тоже намокла. Олег тихо выругался. Хорошо еще что дождь перестал, а ветер усилился. Олег объявил обед, и пока грели воду, тент почти просох. Быстро собрались и пошли дальше. Спустя часа полтора Олег заметил, что Катя прихрамывает.
– Ушибла ногу? – спросил он.
– Нет, натерла, - улыбнулась женщина.
– А ну, разувайся, - приказал Олег.
Увиденное лишило его дара речи: оказывается, Катя все это время шла не в толстых носках, а в тонких чулках. Точнее, в том, что от этих чулок осталось.
– Ты что, с ума сошла! – рявкнул он.
– Живо снимай эту рвань. В толстых носках по горам ходят, в толстых носках. Одевай пока свои тапочки, пригодились. И ты тоже разувайся! – приказал он Соне.
Женщины беспрекословно подчинились. У Сони на ногах оказались тонкие, уже сильно драные гольфы.
«Сам хорош, - вдруг рассердился на себя Олег. – Надо было еще в Питере объяснить им, что должно брать с собой в поход!».
И непроизвольно покраснел, вспомнив, каким взглядом его одарила Света Гвоздичкина, когда пятнадцать лет назад он пытался ей и еще двум девушкам объяснять, какие по его, Олеговым, соображениям должны быть женские походные трусики и лифчики.
«Черт, неужели все-таки к этому причастна Настя? – зло подумал он. – Не понимает разве, что после такой выходки ей в Команде не быть? Стоп. А почему меня так зациклило на Насте? Ведь есть куда более реальная версия – Шура Долгина. Эта-то ничем не рискует. Более того, выигрывает, провоцируя конфликты куда как серьезнее. Она ведь не знает, не догадывается, что поход, считай, не состоялся, втроем мы в горах. Была бы здесь вся Команда, подумать страшно, чем бы обернулись злополучные чулки. А осенью, на традиционном слете, не одна Шура, а вся троица обвинила бы Команду в издевательствах. Такое может пробить стену доброжелательности: два года подряд конфликты. Но ведь все же кто-то из Команды привел их? Погоди, а если все проще? Шура была на весенней тусовке? Была. И наверное, привела с собой этих женщин. Те познакомились с кем-то из его Команды. Скорее всего, кто-то из массовочных девиц познакомил, эти всегда готовы оказать услугу таким, как Шура. Ну а дальше все понятно. И все равно надо разбираться, ибо нарушено основное правило: привел новичка в группу – отвечай за него».
– Ну что мне с вами делать, - вздохнул Олег и принялся ставить палатку.
Пока он обрабатывал и перевязывал Катину ногу, Соня решила вскипятить воду для чая. Снимая котелок с огня, она не удержала его и обварила бедро. Выскочивший на ее крик из палатки Олег только тяжко вздохнул и занялся лечением Сониного ожога. Покончив с перевязками, он напоил обеих страдалиц чаем, выдал из своих запасов по паре толстых носков и, велев обеим лежать и носа не казать из палатки, отправился на разведку. Вернулся он часа через два вполне довольный: ущелье вполне проходимо, самое его верховье сположено снежником, причем фирновым, по которому они без особых проблем выйдут завтра наверх. За снежником – неширокая каменная осыпь, плавно переходящая в курумник. Затем, судя по карте, метров через шестьсот-семьсот пологий спуск в ущелье ручья Бурный. После переправы подъем на водораздел между Бурным и Заячьим. Верхняя его часть – это почти плоский снежник, фирн. На нем и расположимся на ночлег. Из-под фирна берет начало безымянный приток Заячьего, а потому, даже если ляжет туча, проблем со спуском не будет. Пойдем, придерживаясь правого орографического берега этого ручья. Слева не пройти, там скалы. Да и нет смысла переправляться через Заячий ниже впадения притока. После переправы через Заячий ручей придется объявить первую дневку, как следует подлечить страдалиц, да и детально разобрать их ошибки. Сейчас же главное, чтобы у Кати и Сони к утру поджили ноги. Конечно, можно и здесь, но место нехорошее, площадка с небольшим, но наклоном. А главное, за Заячьим есть дрова. Можно будет не расходовать топливо…
...Соне не спалось. Вроде и устала сегодня, даже спала перед ужином. А вот после ужина забралась в спальник - и сон как рукой сняло, не может уснуть, хоть плачь. Вот уже и Олег влез в палатку, забрался в спальник и уснул, тихо посапывая. И Катя спит безмятежно. А ей, Соне, все не спится. И на левом боку пробовала, и на правом, на спину легла, на живот. Нет сна. Осторожно, чтобы не потревожить спящих, вылезла из палатки, прошлась немного, стараясь не отдаляться от лагеря. Присела на камень, пригорюнившись: и устала, и уснуть не может. Да и как-то тревожно на душе. Все ей чудится: горы пытаются предупредить ее, остеречь. А она вроде и слышит все, но понять ничего не может. И вдруг Соня почувствовала, что засыпает, что еще немного - и уснет она прямо здесь, на этом камне. Она вскочила, быстро юркнула в палатку, забралась в спальник и тут же провалилась в сон, тягучий, липкий...
...Олег проснулся среди ночи, вылез из палатки, огляделся. Плотный туман полз вверх по ущелью, видимости, почитай, никакой.
Если к утру туман не рассеется, придется стоять, - с удивившем его спокойствием подумал Олег. – Вот уж некстати. Выбраться бы на отрог, оглядеться. С другой стороны, у девчат подживут ноги.
Он закурил, все еще удивляясь безмятежности своего настроя. «С чего бы это?
– подумал он, безуспешно пытаясь рассердиться на самого себя. – Никаких причин для благодушия нет. Вчерашний день, считай, был неудачным: и прошли мало, и кто знает, смогут ли женщины идти завтра. Низкая облачность закрывает хребты и вершины, не дает понять, как там с половодьем-то. А ты сидишь, дурашливо улыбаешься, словно не в горах с двумя новенькими, а на тусовке на Партизанской. Что с тобой творится, Олег?». Но серьезность не приходила, более того, охватывало его какое-то незнакомое дотоле чувство. Может, этот настрой принес сон. Да, конечно, сон. Дай бог вспомнить, что же ему приснилось…
Олег наморщил лоб, припоминая, что же все-таки снилось. И вдруг вспомнил. Вспомнив же, тут же нахмурился: так вот что привело его в сие странное настроение. Поистине, человеческая психика – штука загадочная. Он попытался вырваться из цепких объятий этого дурацкого сна. Не смог. Оставалось одно: еще раз пережить этот дурацкий сон, разрушить его чары. Олег прикрыл глаза – и вновь увидел то, что случилось почти девять лет назад. Увидел так, как никогда раньше не видел: словно витает он над местом этой злополучной переправы и видит все и всех…
…Вот к правому берегу реки спускается с отрога группа туристов, впереди Командор, веселый – поход прошел хорошо, через три дня едут домой – уверенный в себе. Останавливает группу. Все сбрасывают рюкзаки, начинают раздеваться. Командор, раздевшись первым, выбирает место для переправы. Митя, тоже уже раздевшийся, спускается ниже по течению, готовится страховать. Оба не обращают внимания на вспыхнувшую вдруг перебранку: Лидка выговаривает Оксане: почему утром не надела купальник? Та огрызается: ее трусики куда скромнее, чем Лидкин купальник, неважно, что на самом интересном месте цветок.
Олег от неожиданности открывает глаза: вот тебе на. Неужели действительно была эта перепалка? Странно, что он никогда не вспоминал этот инцидент. Что же еще ему предстоит увидеть?..
Командор входит в воду, идет медленно, потом быстрее, вновь замедляет шаг, останавливается, с минуту стоит, рассматривая дно реки, противоположный берег, возвращается.
– Ну как? – окликает его Арнольд.
– Переправа несложная, - отвечает Командор. – Перейдем без сучка и задоринки. Давай стропу…