Мистерия эпохи заката
Шрифт:
Мы стремительно шли на посадку. Нас трясло так, словно мы попали в зону дикой турбулентности. В один из моментов я увидел, как опасно накренилась каталка и Татьяна едва не опрокинулась на пол. Я сумел подскочить и удержать ее в прежнем положении. Заметил удивление на лице Альберта Ромуальдовича. Кажется, моя излишняя забота начинала вызывать у него подозрение.
— Что там случилось, — спросил он меня, — когда выбыли в туалетной комнате?
— Увидел трещину в иллюминаторе! — крикнул я в ответ. — Кажется,
Ему и в голову не могло прийти, что я мог выбить стекло по собственному разумению. Разве я похож на самоубийцу?
Эти самолеты считаются элитными лайнерами для VIP-пассажиров, — недовольно заметил Альберт Ромуальдович, берут столько денег и не могут элементарно проверять на герметичность.
Внизу уже была видна земля. Я никому не советую выделывать такие трюки в других самолетах. Разгерметизация может вызвать взрыв внутри самолета или такую турбулентность, что ваш лайнер просто не дотянет до аэропорта. Не говоря уже о том, что большому самолету нужна более длинная дорожка для посадки, а она есть не в каждом аэропорту. Нам относительно повезло, мы как раз пролетали над Орлеаном, и командир запросил посадку в этом городе. Мы стремительно снижались, когда стюардесса неожиданно спросила меня:
— Как могла произойти разгерметизация? Что вы там делали?
— Вы не знаете, чем обычно занимаются в туалете? — грубо ответил я этой подозрительной дамочке. — Нужно объяснить? Или показать? Мы все в таком состоянии, а вы меня еще о чем-то спрашиваете?
— Иллюминатор не мог лопнуть сам по себе — пояснила мне эта особа.
— Не знаю, что там было, отмахнулся я, — но можете себе представить, что когда я вышел, меня чуть не убило воздушной волной.
— А почему вывесь мокрый? — не успокаивалась она, глядя на мой пиджак и руку.
— Это виски, можете сами понюхать. Меня тряхнуло так, что я упал и выронил виски, который собирался себе налить, чтобы лишний раз не утруждать вас. У вас есть еще вопросы или вы оставите меня в покое? Я предъявлю иск вашей компании и за испорченный костюм, и за наш несостоявшийся перелет. Нужно проверять самолёты перед вылетом.
Наконец она заткнулась. Видимо, все-таки в какие-то из моих объяснений поверила. Как бы там ни было, что бы ни случилось в туалете, они обязаны были доставить нас в Барселону. Любой срыв полета всегда происходит по вине компании, которая отвечает за этот полет. Но про суд я сказал напрасно, сообразив, что теперь начнут искать причины разгерметизации и, конечно, сразу установят, что иллюминатор был сломан изнутри. Впрочем, это меня уже не пугало, Всегда можно объяснить, что нас сильно тряхнуло и я врезался в это окно. Правда, трудно объяснить, почему я врезался с такой силой. И что я вообще делал в туалетной комнате с бутылкой виски. Но это уже детали. Некоторые любят выпивать именно в туалете. Может, у меня аэрофобия и я люблю пить виски, запершись в туалетной комнате. Во всяком случае, объяснений может быть много. Ведь трудно поверить, что я сам хотел выбить это чертово стекло, которое никак не хотело поддаваться.
— Мы садимся в аэропорту Орлеана, — объявил капитан. — Будьте осторожны. У нас аварийная посадка.
Стюардесса поднялась и проверила ремни на каталке Татьяны. Уже за один этот поступок я готов был простить ей все, что она до этого говорила. Мы пошли на посадку. Что я знаю об этом Орлеане? Никогда там не был. Кажется, этот город освобождала во время Столетней войны Жанна д*Арк. Ее даже называли Орлеанской девой. Я все-таки историк и помню эту Столетнюю войну между Англией и Францией. Самое поразительное, что англичане даже после Столетней войны еще много лет настаивали на титуле своего короля, который считался властелином «Англии и Франции». Только в тысяча восемьсот
Мы совершили посадку и самолет замер. Из кабины пилотов вышел командир. Он строго посмотрел на нас, словно уже догадываясь, кто из нас был виновником этой экстренной посадки.
— Я попросил организовать нам машину, чтобы отвезти нашу пассажирку в больницу, — пояснил он, — сейчас должны приехать врачи из местной больницы. Никто не пострадал при посадке?
— Никто, — отозвался Альберт Ромуальдович, поднимаясь из своего кресла — но нам нужно лететь в Барселону.
— Сейчас мы не сможем лететь, — твердо возразил пилот, — но если вы подождете, наша компания пришлет сюда другой самолет. Он может прилететь уже через несколько часов.
Альберт Ромуальдович взглянул на меня, и я согласно кивнул. Не забывайте, что я был старшим в этой группе. К моей огромной радости, на аэродроме нас уже ждала машина «скорой помощи» с врачом и автомобиль полиции с двумя офицерами. Нужно было видеть недовольное лицо Альберта Ромуальдовича! Словно у него отобрали любимую игрушку. Я очень уважаю врачей, но все равно в каждом из них сидит садист. Ведь не может же любой из нас копаться в чужом теле, резать живую плоть, втыкать инструменты в тело другого человека. Если вы чувствуете чужую боль как свою, если вас мутит от одного запаха крови, если, вы не можете резать по живому и абстрагироваться от чужой боли, вам не место среди эскулапов. Для того чтобы работать даже обычным врачом, нужно иметь хорошие нервы и уметь сохранять хладнокровие в любой ситуации. Я уже не говорю о том, что надо любить свою профессию. Наверное, хирург любит свою профессию. Представляете состояние его психики? Он любит разрезать чужую плоть, копаться во внутренностях живых людей. Сейчас вы решите, что я сумасшедший. Ни в коем случае. Просто считаю, что для такой работы нужен мужественный и достаточно выдержанный человек.
Иногда я представляю себе работу патологоанатомов, которые постоянно режут трупы, и мне становится страшно. А ведь для них это обычная работа. Или взять хирургов, меняющих людям сердца. Я сошел бы с ума от одного вида живого сердца. А как работают следователи, которые имеют дело с убитыми и искалеченными в результате кровавых преступлений? В общем, немало на Свете профессий, которые я никогда не выбрал бы. Полагаю, для таких профессий нужно иметь особыё дар и характер.
Нашу пациентку сразу выкатили из салона самолета и поместили в машину «скорой помощи». Альберт мрачно спросил у меня, что нам делать.
— Нужно поехать вместе с ней в больницу, — предложил я ему. — Пока нам дадут новый самолет, мы сможем находиться рядом с ней. И позвоните Артуру, он будет волноваться.
Мне не хотелось самому звонить Абрамову, чтобы не подставляться под его крики. Альберт Ромуальдович достал телефон и набрал знакомый номер.
— Вы уже долетели? — возбуждённо спросил Артур. Я стоял рядом и слышал, как он говорил. У врача, был телефон с хорошие звуком.
— Нет: Мы совершили вынужденную посадку в Орлеане, — пояснил Альберт Ромуальдович — сейчас мы во Франции.
— Почему во Франции?! — закричал Артур. — Я жё вам велел лететь в Испанию! Что вы там делаете? Где Исмаил?
— У нас произошла разгерметизация, — пояснил врач, — и мы совершили посадку. Сейчас нашу пациентку везут в местную больницу.
— Только этого не хватало! Вы далеко от испанской границы? Возьмите машину и поезжайте в Испанию. Заплатите сколько нужно денег.
— Мы далеко от границы? — спросил меня Альберт Ромуальдович. А ещё интеллигентный человек. Он обязан был знать, что Орлеан находится недалёко от Парижа. А отсюда до Барселоны на машине ехать почти сутки.