Мистическая сага
Шрифт:
– Не бабка! А Полина Степановна! – продолжая крутить ему ухо, внушала девушка. – Что ж ты, Михалап, такой грубиян?
– Сама – грубиян! – завопил тот. – Я спасти тебя хотел!
– Это как? Вот этим шильцем заколоть?
Продолжая держать его за ухо, Арония выхватила опасный инструмент из его лапы.
– Не заколоть, а взять у тебя каплю кровей! Чтоб Явдоха от тебя отстала! Она ж с тебя живой не слезет, пока силу не заберёт. А я б отдал ей манехо твоих кровей и всё на том! – сердито верещал домовой.
– Та-ак. Интересненько, – озадачилась Арония. – Не сбежишь, Михалап, коли отпущу тебя? Поговорим?
– Не
Освободившись, он спрыгнул на пол и принялся ожесточённо тереть своё ухо снятой с головы заячьей шапкой, разгоняя кровь.
– Эка, ты! Сильна, мать! – недовольно проговорил он, усаживаясь на ковёр – чисто собака. – И правда – ты теперь ведьма, что ль? И зовут – Арония, чтолича?
– А то! – усмехнулась девушка, садясь на диване и укутываясь в одеяло. – Зачем мне выдумывать?
– Сильное имя! – уважительно отозвался домовой. – Не то шо – Ларка.
– Ты мне лучше скажи вот что. Чего это ты, домовой, подвязался Евдокии служить? – строго спросила Арония. – Какой-то драной кошке-оборотню.
– Неправда твоя! Не служу я ей! Я сам по себе! – обиделся домовой.
– Я заметила, как ты сам по себе! – насмешливо отмахнулась Арония, бывшая когда-то скромницей Ларой. И подала ему шило: На! Забери своё добро, служака! Расскажи, как же ты докатился до жизни такой? Только не ври мне, я почувствую.
– А чо мне врать-то. Рубель она мне дала! Царский золотой! – сверкнул он жёлтыми глазами так, будто они у него тоже были золотые. – Просила, чтобы помог ей каплю твоих кровей добыть. Силу твою с ней заполучить хотела, о какой ты и знать не знала ране. И то лишь для того, чтобы здеся до смертоубийства дело не дошло, – приврал маленько домовой и прищурился на Аронию. Но та, внимательно слушая его, промолчала. – И обещание с Дуньки взял, чтоб Полинку не трогала, – пробрюзжал он.
– Почему? Добрый? – недоверчиво спросила девушка.
– Так ить она ноги протянет от одного её вида страшнючего! Я в этой Акимовой хате сколь поколений Белоглазовых вырастил! Мне здеся такое безобразие без надобностей!
– Без надобностей. А монах в капюшоне?
– Так то – до того! Дунька шалила!
– Вот тебе и всё обещание, – не слушая его возражения, хмыкнула девушка. – Дёшево ты стоишь, Михалап! Рублевик всего-то.
На эти слова Михалап лишь поёжился. Но, всё ж, буркнул:
– Эт щас рублевик ничо не стоит. А на царский-то можно было и стадо коров пригнать!
– Ну, допустит он! А чего ж тогда сам с шилом пришёл? – спросила Арония. – Чем ты лучше Дуньки?
– Дык не верю я ей! Вот и пришёл! – воскликнул Михалап. – Решил – пока ты тут, а она того ещё не учуяла, я сам тебя кольну. А чо – и овцы целы и, это… – смутился он, потирая ухо.
– Я, как видишь, уже не овца, – усмехнулась Арония. – Спасибо вам за это, договорщики! Это из-за вас с Евдокией я ведьмой стала и своим теперь владею. А мать моя не хотела.
– А чего ж – не хотела? Пошто ж добру-то пропадать! – кивнул уже приободрившийся Михалап.– А то на него иные охотники найдутся.
– Кому – добро, а кому и не очень! – вздохнула Арония. – Это добро смотря как повернуть. Так что же мне теперь с тобой делать, Михалап? – озадачено осмотрела она его.
– А и что ты можешь-то супротив домового? – расхорохорился Михалап.
– А вот могу! Знаю один ведовский приём. Ну, ты знаешь его – насчёт порога хаты, – прищурилась девушка. Честно говоря, этот заговор только сейчас и всплыл в её голове. – А ты потом, Михолапушка, сюда и близко не подойдёшь, – пригрозила Арония.
– Не делай этого! Куда я пойду? – испугался Михалап. – Я Акиму обещался, что хату его сберегу!
– Знаю, как ты её бережёшь – всех распугал, – махнула рукой Арония. – Только вот одна Евдокия здесь теперь и хозяйничает.
– Не хозяйничает она! Это я ей временно дозволил! – огрызнулся Михалап, понимая, что Арония права.
– За грошик? Ну, да ладно. Что было, то прошло, – заключила Арония. – Что дальше-то делать будем?
– Ежели ты про меня, так я ей этот рублевик назад возверну! И в этих ваших кровных делах больше не участник! Я его ить давно и сам хотел вернуть, – обижено заявил Михалап. И незаметно вздохнул.
– Давай сделаем так, Михалап! – решила Арония. – Ты молчи пока про этот наш разговор. И рубль свой пока побереги, не отдавай. Пусть Евдокия думает, что всё у вас по-старому и договор в силе. Пусть ко мне приходит. Я с ней сама разберусь. Ну, а теперь – кыш отсюда! Я спать хочу!
– Понял. Ухожу! – попятился домовой и, схватив с полу в охапку свой мешок, мгновенно взмыл вверх.
«Ну и дела-а! – удивлялся домовой, забившись в свой пыльный угол на чердаке. – Это, и правда, что ль, Ларка? С виду, вроде, она, похожа. Только вот брови у ей погуще стали, да волосы длиньше отросли. Красавица. Рука только уж больно крепкая. – Почесал он ухо. – Да и характер, хоть и спортился у ей, но наш стал – кубанский, казачий. Вот что значит – сила. Такая пусть и дале в Акимовой хате живёт. А я уж как-нибудь ей по хозяйству пособлю. Пусть вот токо с Дунькой разберётся. А то ведь это ещё бабка надвое сказала – кто из их верха-то возьмёт. Уж больно молода Арония да опыта у ей маловато в этих ведьминских баталиях. Жалко будет, если Евдокия её уходит, – вздохнул он. – Токо тут у него путёвая хозяйка появилась… Надо, видать, подсоблять Аронии супротив Дуньки».
Глава 2
Крылья сокола
После того как домовой Михалап так оригинально покинул её, Арония ещё долго не спала.
Cегодня она приняла боевое крещение, вступив в единоборство с существом из иного мира. И пусть это всего лишь домовой, которого она ухватила за мохнатое ухо. Зловредным, но, в общем-то, безобидным существом, тысячелетиями живущим бок о бок с человеком. И за долгое время отчасти уподобившимся ему. Вспомним хотя бы его любовь к золоту, которое ему совершенно без надобности. И всё же, когда была ещё Ларой, разве она могла помыслить, что может запросто схватить домового за ухо? Разве посмела бы угрожать ему? Да и нет их – ни домовых, ни ведьм, ни оборотней. Как убеждали её отец с бабулей – это всё выдумки сказочников. Но, став Аронией и всего-то поменяв паспорт, девушка почувствовала силу и даже мыслить стала по-другому. Будто на её сознание, способное видеть, слышать и действовать далеко, раньше был накинут некий непрозрачный колпак. Как на ловчего сокола.