Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия
Шрифт:
Глава 1
Это моя молитва
Ты, о Троица, пребывающая за пределами всего сущего, направь нас к вершине мистического откровения, вознеси нас превыше всякого света и мысли, где в прозрачной тьме тайно глаголющей тишины скрыты простые, абсолютные и неизменные божественные истины. Ибо, хоть непроглядна и глубока тьма эта, она вместе с тем и кристально ясна. Незримая и неосязаемая, наполняет она наш незрячий разум дивными образами высшей красоты.
Вот моя молитва. Ты же, возлюбленный Тимофей, искренне погрузившись в мистическое созерцание, откажись от чувств, работы ума — всего, что можно ощутить или узнать, всего сущего и несуществующего. Ибо так ты сможешь невольно прийти в той мере, в которой это возможно, к пониманию цельности того, кто за
До сих пор человек жил в глубокой шизофрении. Несложно понять причину произошедшего внутри него раскола. На протяжении многих веков ему твердили, что мир не является единым, что он состоит из двух миров: мира материального и мира духовного. Это совершеннейший вздор.
Мир состоит из одной-единственной истины. Конечно, у истины есть два аспекта, но их нельзя отделить друг от друга. Внешний аспект проявляется в материи, а внутренний — в духе, как центр и периферия круга. Это разделение тысячью и одним способом проникло в ум человека. Разделены тело и душа. Разделено низшее и высшее. Разделены грех и добродетель. Разделены Восток и Запад.
Сегодня внутреннее расщепление человека таково, что мы почти чудом еще способны собирать себя из такого великого множества осколков. Вся наша энергия уходит лишь на попытки сохранять целостность, так как мы все время распадаемся на части.
Избавиться от этой шизофрении, покончив с разного рода разделением, достичь единства внутри человека, который не будет ни тем ни другим, ни Востоком ни Западом, ни женщиной ни мужчиной, — острая необходимость наших дней. Мистики называли целостного человека богом, истиной, мокшей, абсолютом, нирваной, дхаммой, логосом, дао. Различные имена — но указывают на одну и ту же реальность. Прежде мы как-то еще могли позволить себе жить в таком расщепленном состоянии, но сегодня это уже невозможно.
Мы подошли к тому моменту, когда нужно принимать решение. Если мы хотим продолжить свое существование, нам придется осуществить синтез, или, скорее, трансценденцию всего, что носит природу двойственности. Если вопрос о продолжении существования не стоит, то нет и проблем. Если мы намерены совершить глобальное самоубийство, то естественным образом все проблемы будут решены. Но я не думаю, что кто-либо жаждет или желает этого.
Человек, несмотря на все свое безумие, достиг многого, многих вершин: религиозных, эстетических, поэтических, музыкальных. И произошло это вопреки тому сумасшествию, которое мы поддерживаем и питаем, поскольку интересы общества не предполагают внутреннего единства и целостности человека, интересы общества требуют, чтобы люди оставались разделенными.
Редьярд Киплинг как-то сказал: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут…» — таким образом обозначив их позиции. Обществу нужно, чтобы мир оставался раздробленным на множество религий, философий, политических идеологий — любой способ хорош, лишь бы не допустить появления целостного человека. Почему? Потому что человека, достигшего внутреннего единства и интеграции, невозможно сделать рабом. Ни политики, ни священники не смогут его эксплуатировать. Он практически полностью освобождается от всех форм подавления и эксплуатации. Он обретает индивидуальность и разум, в нем пробуждается бунтарь. Его ум становится таким острым и ясным, что он насквозь видит все предрассудки, какими бы они ни были древними. Он видит ту глупость, которой пронизана человеческая жизнь и, мало того, — которую человечество возвеличивает. Он видит, что существование множества наций и религий глупо и совершенно бессмысленно.
В мире насчитывается около трехсот религий и по меньшей мере три тысячи их ответвлений. Очевидно, что с отделением материи от духа происходит раскол в самом существовании человека, так как тело, материя есть не что иное, как проявленный дух, а дух есть не что иное, как непроявленное тело или материя.
Бог существует не отдельно от мира. Неверно то предположение, что бог является создателем, а мир — чем-то созданным. Бог и мир едины. Они представляют единый процесс созидания. Созидание можно разделить на две части: на создателя и на созданное, однако на самом деле такое разделение чисто условно. Существует лишь единый поток творения. Позвольте мне в который раз вам напомнить, что бог — не создатель, а мир — не создание Существование представляется нам в виде созидательной энергии, текущей подобно реке.
Мои саньясины должны прочувствовать это единство всеми возможными для них способами, чтобы ни в одном уголке их существа не осталось никакой раздвоенности. Запад очень гордится своим материализмом, наукой, технологией. Эта гордость мешает ему прийти к глубокому единению с Востоком, но по сравнению с восточным эго эта гордость просто ничто.
Восточное эго гораздо тоньше, оно куда более опасно, в нем намного больше яда. Восточное эго притворяется духовным, оно размышляет и разглагольствует о духовности. Конечно, тем, кто считают себя духовными, легче осуждать материалистов, чем материалистам нападать на тех, кто считают себя духовными, потому что даже материалисты каким-то образом ощущают, что материя относится к реальности низшего порядка. Возможно даже, что на сознательном уровне материалист не верит в высшую реальность, но его вера обусловливалась с давних времен, и эта обусловленность проникла в его кровь, в его кости, дошла до самого мозга костей. Так что человек может стать материалистом на сознательном уровне, но в глубине души он все равно будет ощущать себя причастным ко всему человеческому наследию. Поэтому западное эго не представляется слишком опасным, а вот восточное эго действительно опасно по той простой причине, что оно более тонко, более скрыто, не выставляет себя напоказ и является более бессознательным.
Восток постоянно провозглашает себя источником всей духовности, всего мистицизма. Это откровенная чушь, рассчитанная только на невежд. Если вы спросите любого так называемого восточного махатму о существовавших в других частях света духовных мастерах, то с удивлением обнаружите, что он ничего об этом не знает. Он не слышал ни о Лао-Цзы, ни о Чжуань-Цзы, ни о Ли-Цзы, ни о Ко Шуане. Он не слышал ни о Басе, ни о Бокудзю. Он ничего не знает ни о Пифагоре, ни о Гераклите, ни о Дионисии.
Предметом обсуждения наших бесед будет Дионисий. Это один из самых великих будд. И когда восточному ученому выпадает, если выпадает вообще, редкий случай узнать о таком человеке, как Дионисий, он, естественно, думает, что Дионисий позаимствовал что-то с Востока. Существует нечто вроде молчаливого согласия, что Восток обладает некой монополией на духовность. Ни у кого нет никакой монополии. Для духовного роста неважно, Восток это или Запад. У Иисуса была возможность стать буддой в Иерусалиме, у Лао-Цзы была возможность стать буддой в Китае, у Дионисия — в Афинах. Зачем нужно у кого-то что-то заимствовать?
Совсем недавно ученые столкнулись со странным явлением: каждый раз, когда какой-либо ученый совершает открытие, практически одновременно кто-нибудь на Земле так или иначе его повторяет. Говорят, что Альберт Эйнштейн как-то заметил: «Если бы я не открыл теорию относительности, в течение двух лет это обязательно сделал бы кто-то другой».
Почему ученый, работающий в далекой России, делает открытие почти одновременно со своим английским, американским, индийским или японским коллегой, хотя они друг о друге ничего не знают, даже не подозревают? Они не знают, что где-то вообще есть человек, который работает над той же самой проблемой.
Что касается всех великих открытий, то становится все более и более очевидным, что, хотя сознательный ум и прикладывает первоначальное усилие, окончательный ответ всегда приходит из бессознательного. А глубочайшим слоем бессознательного разума является коллективное бессознательное. Я отличаюсь от вас как личность, вы отличаетесь как личность от меня — в том, что касается сознательного ума. На чуть более глубоком уровне бессознательного между людьми уже меньше различий. А на глубоком уровне коллективного бессознательного мы становимся еще ближе друг другу.