Мистицизм
Шрифт:
На противоположном конце "теологического спектра" находится группа английских мистиков католического типа, тесно связанных с современной им французской школой. Наибольшей индивидуальностью среди них обладает юная бенедиктинская монахиня Гертруда Мор (1606–1633), которая продолжает традицию любовного общения, берущую начало от св. Августина, св. Бернарда и Фомы Кемпийского и составляющую самое сердце католического мистицизма. В сочинениях ее наставника преподобного Августина Бейкера (1575–1641), которые представляют собой одно из наиболее ясных и упорядоченных руководств по созерцательной жизни, мы видим, что формировало среду, в которой развивалось мистическое дарование Гертруды. Ришар Сен-Викторский, Хилтон и автор "Облака Неведения"; Анжела Фолиньоская; Таулер, Сузо и Рейсбрук; св. Тереза
Вне Католической Церкви мы встречаем близнецов — духовного алхимика Томаса Воэна [Vaughan], а также силуриста и мистического поэта Генри Воэна (1622–1695), которые являются выразителями двух различных подходов к трансцендентальной жизни. Далее идет группа "Кембриджских платоников": Генри Мор (1614–1687), Джон Смит (1618–1652), Бенджамин Уичкоут (1609–1683), Питер Стерри (ок. 1614–1672) и Джон Норрис (1657–1711) — все они развивают и проповедуют философию, глубоко окрашенную мистицизмом. Поэтическое выражение платоническому видению жизни дает Томас Треэрн [Trahern] (ок. 1637–1674). В епископе Холле (1574–1656) тот же дух принимает форму набожности. Наконец, розенкрейцеры, символисты и прочие оккультисты духовного склада — и в первую очередь необычная секта филадельфийцев, возглавляемая доктором Пордейджем (1608–1698) и пророчицей Джейн Лид (1623–1704), — демонстрируют мистицизм в его наиболее неуравновешенных аспектах, в смеси с медиумистскими явлениями, причудливыми символическими видениями и апокалиптическими пророчествами. Воздействие филадельфийцев, которые сами находились под очень сильным влиянием работ Бёме, проявилось спустя столетие в "безвестном философе" Сен-Мартене.
Католический мистицизм этого периода достиг наибольшего развития во Франции, где интеллектуальная и социальная экспансия Великого Века имела также и духовную сторону. В противовес ослепительной мирской жизни Парижа XVII века, а также застою и порочности большинства организованных религий, здесь распространяется нечто вроде культа внутренней жизни. Этот мистический ренессанс, по-видимому, берет свое начало в работах английского монаха-капуцина Бенедикта Кэнфилда (1520–1611), а в миру Вильяма Фитча, который на старости лет поселился в Париже и стал центром духовного влияния. Среди его учеников были г-жа Акари (1566–1618) и Пьер де Берюль (1575–1629). Через них его учение о созерцании оказало воздействие на всех великих религиозных деятелей того периода.
Дом г-жи Акари — женщины в равной степени замечательной и своим духовным гением, и своими практическими способностями — стал средоточием растущего мистического энтузиазма, выразившегося также в энергичном реформаторском движении внутри Церкви. Одним из основателей нового течения был Берюль. Сама г-жа Акари, которую в те времена называли "совестью Парижа", посещала новообращенных и призывала их к более строгой и святой жизни. В 1604 году на ее средства во Франции были построены первые дома реформированного ордена кармелиток, причем туда нередко приходили монахини-испанки из числа новообращенных св. Терезы. Поэтому французский мистицизм очень многим обязан прямому контакту с испанской мистической традицией. Г-жа Акари и три ее дочери также стали монахинями-кармелитками. Именно дижонские кармелитки посвятили в практику созерцания св. Жанну Франсуазу де Шанталь (1572–1641). Ее духовный отец, один из основателей Ордена Пришествия св. Франциск Сальский (1567–1622), также в юности был членом кружка г-жи Акари. В нем наилучшим образом получил отражение особый талант французской школы к непосредственному и личному наставлению души.
Помимо этой культурной аристократической группы следует упомянуть двух великих мистиков, происходящих из более скромных социальных слоев. Во-первых, это отважная монахиня-урсулинка Мария де л'Инкарнасьон (1599–1672), пионер просвещения Нового Света, в которой мы вновь обнаруживаем характерную черту св. Терезы: дар к глубокому созерцанию, соединенный с практической инициативой. Во-вторых, кармелитский монах брат Лоуренс (1611–1691),
Французский и фламандский мистицизм этого периода находятся под сильным влиянием доктрины самоотрицания и пассивности, постоянно балансируя на грани квиетизма. В этом отношении не являются исключением трое великих капуцинов и учителей созерцания — фламандцы Константин Барбансон (1581–1632), Иоанн Евангелист Барлукский и англичанин Бенедикт Кэнфилд. Об этом свидетельствуют их осторожные высказывания, а также пристальное внимание, которое им уделяли религиозные власти тех времен. На примере исторического противостояния между Боссюэ и Фенелоном мы видим, что грань между истинными и ложными доктринами очень тонка, и поэтому завуалированные нелепости квиетистов нередко побуждали ортодоксов к неверным оценкам их позиции.
Наиболее ранним по времени и наиболее крайним представителем последовательных квиетистов является фламандка французского происхождения Антуанетта Буриньян (1616–1680) — решительная и упорная в своих заблуждениях женщина, которая, отрекшись от мира, основала секту, претерпела многочисленные гонения и стала причиной великих волнений в религиозной жизни своего времени. Еще больший резонанс в обществе получило учение набожного испанского священника Мигеля де Молиноса (1640–1697), чьи экстремистские взгляды на некоторое время дискредитировали принцип пассивного созерцания и были решительно осуждены Церковью.
По сути своей квиетизм был неуравновешенным выражением той же потребности, которая породила современное ему квакерское движение в Англии. Речь идет о потребности в личном контакте с духовной реальностью, удовлетворить которую тогдашняя официальная религия не могла. К сожалению, великие квиетисты не были великими мистиками. В их проповедях принцип пассивности противопоставлялся всякому действию и доводился до логического абсурда. Такой подход привел к возникновению учения, гибельного не только для традиционной религии, но и для здорового развития внутренней жизни.
Современница Молиноса г-жа Гийон [Madame Guyon] (1648–1717) обычно упоминается в качестве типичной квиетистки. Она представляет собой пример неудачного сочетания мистических стремлений со слабым, поверхностным интеллектом. Если бы г-жа Гийон обладала твердым здравым смыслом, столь характерным для великих созерцателей, она могла бы контролировать свою природную склонность к пассивности и вряд ли использовала бы те преувеличенные высказывания, которые послужили поводом для официального осуждения ее работ. Несмотря на то, что Фенелон великолепно выступил в ее защиту и что большинство сочинений г-жи Гийон всего лишь воспроизводят ортодоксальное учение о созерцательной молитве, ее "пассивная молитва" была осуждена за квиетистскую направленность.
Конец XVII века стал свидетелем необычайного взлета популярности квиетизма как внутри, так и вне Католической Церкви. Оставаясь в рамках ортодоксии, доктрину пассивности в ее наиболее благородной форме демонстрирует иезуит Дж. П. де Коссад (был жив к 1739 году). Квиетисты, как правило, признавали общую традицию мистицизма и использовали ее в оправдание своей односторонней доктрины. К таким деятелям можно отнести Малаваля, чья "Мистическая теология" содержит несколько превосходных французских переводов св. Терезы, а также Питера Пуаре (Peter Poiret) (1646–1719), первоначально протестантского пастора, а позже преданного последователя Антуанетты Буриньян. Последующие поколения многим обязаны энтузиазму и прилежанию Пуаре, чья вера в духовный покой сочеталась с обширной литературной деятельностью. Он спас и отредактировал все сочинения г-жи Гийон и оставил нам в виде своей "Библиотеки мистиков" памятник многим утерянным работам о мистицизме. Из его уникальной биографии мы видим, до какой степени «ортодоксальность» была "священной коровой" даже для наиболее крайних квиетистов — насколько они были убеждены в том, что представляют не новую доктрину, но истинную традицию христианского мистицизма.