Мистицизм
Шрифт:
Отвлекаясь от этого зыбкого мира множественности, от этого кинематографического представления, с которым привык иметь дело наш разум, мы освобождаем в себе новые возможности восприятия, о которых раньше не подозревали. Теряя из виду фрагменты, мы постигаем, хотя и не знаем, как это происходит, величавое присутствие целого. При этом глубинные уровни нашей индивидуальности приходят в движение и начинают осознавать вселенную. Эта вселенная, а точнее, некая Реальность, скрытая между нею и нами, соответствует "подлинной благой воле нашего сердца". Наше углубляющееся созерцание уравновешивается великим ощущением расширения вовне и постижения новых миров, которое охватывает нас, когда мы улавливаем пульсацию их жизни. Погружение души в эти миры бывает таким полным, что в течение некоторого времени она не осознает движений разума и воли. Выражаясь техническим языком, ее "способности временно бездействуют". Так устанавливается «контакт» [ligature], о котором часто говорят учителя созерцательной молитвы и который многие считают основным признаком мистических состояний.
Психологический характер
"Когда человек обнаруживает себя утвердившимся в созерцании, — говорит он, — оно, во-первых, вызывает в нем общее чувство отрешенности, раскованности и умиротворенности. Возникает ощущение парения над миром, раскрытия подлинной его красоты. В самовосприятии созерцатель больше не является одним из множества, феноменов проявленного мира, и его сознание обретает первоначальную целостность. Он возносится над самим собой. Место обычной личности теперь занимает более чистая и совершенная душа. Во-вторых, в этом состоянии у мистика исчезает осознание себя и окружающего мира — теперь он обнаруживает себя сопричастным Самому Богу и в Его обществе. Созерцание есть собственно некий способ бытия и метод познания, причем оба эти аспекта в глубине созерцания образуют единство. С каждым днем в самом мистике крепнет убежденность в том, что он есть то, что он знает, и что он знает то, что он есть". [732]
732
"Etudes sur le Mysticisme", p. 370.
Таким образом, в созерцании человек временно достигает уровня безусловной свободы, постигает свое реальное естество и тем самым познает Реальность.
Отметим, что объектом мистического созерцания всегда является какой-то аспект Бесконечной Жизни, какая-то грань "единственно реального Бога". Тем самым мистик бесконечно развивает в себе способности восприятия, посредством которых человек искусства постигает отдельные проявления Добра, Истины и Красоты. Чтобы убедиться в этом, достаточно беглого знакомства с тем возвышенным и поэтическим языком, которым пользуется мистик. В акте созерцания вся его направляемая любовью и волей индивидуальность сбрасывает, как оковы, ограничения мира органов чувств и достигает свободы. Она теперь обитает на тех уровнях бытия, куда, по словам Таулера, "рассудку доступ закрыт". Здесь она в ходе непосредственного контакта постигает сверхчувственное и находит себя в присутствии "Источника подлинной Жизни". Такое созерцание — такое положительное достижение Абсолюта — является целостным действием, весьма отдаленное представление о котором дают прозрения поэтов и озарения философов.
Созерцание длится недолго. Даже величайшим созерцателям не удавалось достаточно длительное время удерживать неизменным свет того или иного видения: его продолжительность — не более чем «вспышка», «миг», "едва успеешь произнести Ave Maria".
"Мой разум, — говорит св. Августин в описании своего первого чисто созерцательного проблеска Единой Реальности, — отрешался в мышлении своем от привычных образов и призраков и стремился найти истинный свет, чтобы с помощью его познать самое бытие неизменяющееся; иначе, если бы он не в состоянии был сколько-нибудь познать его, то никоим образом не мог бы с полною уверенностью предпочитать его всему изменяющемуся. Так я разумною силою своей души достигал и достиг этого бытия верховного в минуты трепетного воззрения. И тогда-то я уразумел, как Твое невидимое Существо становится видимым в творении Твоем. Но слабый взор мой все еще не мог выдерживать величия Твоего света, так что я, ниспадая с этой высоты в обычное состояние свое, ничего не выносил с собою, кроме приятного воспоминания, при котором как бы желал насладиться хотя бы запахом той пищи, которую не мог вкушать". [733]
733
Августин, «Исповедь», кн. 7, гл. 17.
Этот запах, как его называет св. Августин, этот аромат остается навеки с теми, кто хотя бы на мгновение окунулся в атмосферу Реальности. И тогда это неугасимое и неописуемое воспоминание о проникновении в вечно сущее, средоточие которого — Сам Сущий, [734] придает их делам благоухание Нетронутой Розы ("Inviolate Rose") и наделяет магическими свойствами. Однако эти люди не могут точно рассказать человеческим языком, чего именно они достигли в своих экстатических полетах к Божественному Разуму и мимолетных слияниях с Абсолютной Жизнью.
734
Исх. 3:14.
"Невидимое Существо", — говорит св. Августин. «Единое», "Источник подлинной Жизни", — изрекает Плотин. "Созидательное Слово", — вторит им св. Бернард. "Вечный Свет", — подтверждает Данте. "Неизмеримая Бездна", — свидетельствует Рейсбрук. "Чистая Любовь", — добавляет св. Катерина Генуэзская. Все это в лучшем случае несовершенные, ибо заведомо условные обозначения и определения Совершенства, благодаря которым мы все же по крайней мере убеждаемся в том, что открытый с их помощью Объект един
Согласно Уильяму Джеймсу, «неизреченность» и «понятийность» (noetic quality) являются неизменными характеристиками созерцательного опыта. [735] Для тех, кто видел, их собственный опыт не подлежит сомнению; тем же, кто не видел, невозможно объяснить. Мистическая уверенность не сравнится ни с какой другой уверенностью, и в то же время никто не бывает более бессилен, чем тот, кто пытается обосновать ее. "Об этих в высшей степени прекрасных божественных проблесках в душе, во время которых Бог являет Себя ей, — говорит Анжела Фолиньоская, — мы не можем поведать ни речью, ни безмолвием". [736] Тем не менее подавляющая часть мистической литературы представляет собой попытки мистиков донести до читателей свои открытия. С помощью многоразличнейших образов, специально подбирая слова с учетом особенностей их звучания и написания, — а иногда прибегая к помощи парадоксов, которые неизменно стимулируют интуицию человека, — они пытаются поведать нам что-нибудь о стране, которой "наши глаза не видят". И если они и достигают какого-то успеха в этом, то его можно объяснить лишь предположив, что где-то внутри у нас теплится сокровенная искра, "крохотная точка духа", изначально заключенная в каждом тайная способность проникать в эту страну. Наша сокровенная искра вечно пребывает в этой стране; она сопричастна Чистому Бытию и может на определенных условиях открываться сознанию. Тогда "трансцендентальное чувство" просыпается в нас ото сна и свидетельствует о том, что наши предшественники — исследователи Бесконечного — действительно проникали на тайный уровень бытия.
735
James, "Varieties of Religious Experience", p. 380.
736
St. Angele de Foligno, "Le Livre de l'Experience des Vrais Fideles", p. 238. (English translation, p. 189).
Созерцание, в отличие от медитации, не является простым психическим состоянием, возникающим при вполне определенных условиях. Это общее название для целого множества состояний, которые — как и все другие проявления мистического дара — частично зависят от характера индивида и сопровождаются различными эмоциями от глубочайшего спокойствия и "умиротворенности жизни опустошенной" до восторженной созидательной любви, в которой "мысль обращается в песню". Некоторые разновидности созерцания неразделимо переплетены с феноменом "духовного видения" и "внутренних голосов". В других случаях мы встречаем то, что представляется развитием состояния покоя, которое мистики называют чистой поглощенностью, темнотой и "созерцанием in caligine. [737] Иногда созерцатель утверждает, что, проходя через эту тьму, он приближается к свету, [738] а иногда у него создается впечатление, что он постоянно пребывает в "благотворной тьме". В одних случаях душа говорит, что, даже погружаясь в глубины, она "познает там блаженство", между тем как в других случаях она осознает происходящее тогда, когда созерцание закончено и сознанием вновь завладел поверхностный разум.
737
Во мраке (лат.). Срв. Baker, "Holy Wisdom", Treatise III, §IV. cap. IV.
738
См. Hilton, "The Scale of Perfection", bk. II. cap. XXV.
Чтобы разобраться в этом хаосе личных переживаний, нужно ввести некоторую основу для классификации, сформулировать правило, дающее возможность отличить подлинное созерцание от других интровертных состояний. Найти такую основу нелегко. И все же мне кажется, что это состояние имеет две отличительные черты: 1) тотальность и данность объекта; 2) саморастворение субъекта. Эти две черты мы вполне можем использовать в наших попытках определить характер созерцания.
Какие бы понятия мистик ни использовал для описания созерцания и какими бы туманными и запутанными ни были его переживания, в состоянии созерцания он постигает Все, причем это переживание представляется ему скорее данным, чем достигнутым. В действительности ему открывается сам Абсолют, а не его отдельные символы и аспекты, как в случае медитации или видений.
Эта явленная Реальность постигается посредством осознания причастности к ней, а не путем ее наблюдения. Пассивная восприимчивость покоя здесь перерастает в активность деятельного самопожертвования, которое является откликом души на Божественную инициативу. В результате свободного акта, который не зависит от усилий человека, Бог предстает перед душой, а душа добровольно устремляется к Нему, чтобы потерять себя в Нем. Таким образом, между конечной и бесконечной жизнью устанавливается божественное взаимодействие, суть которого — взаимоотдача и взаимоприятие. Здесь исчезает ужасное сознание узости и ограниченности «эго», которое всегда обрекало на неудачу поиски свободы и полноты жизни. По крайней мере на мгновение достигнута независимая духовная жизнь. Созерцатель чувствует себя в ней как "птица в воздухе, как рыба в воде"; он теряет, чтобы найти, и умирает, чтобы жить.