Мистика московских кладбищ
Шрифт:
Несмотря на то что в XIX и в начале XX века кладбище Новоспасского монастыря было одним из самых элитных в Москве, своей благоустроенностью оно значительно уступало другим московским монастырским кладбищам. В архиве монастыря хранится документ — «Замечания г. прокурора Московской Святейшего Синода Конторы от 9 сентября 1883 г., представленные этой Конторе в результате осмотра кладбища Новоспасского монастыря», — в котором, помимо указаний на многочисленные мелкие недостатки, содержалась и очень нелестная характеристика кладбища в целом:
«При личном осмотре кладбищ Донского, Симонова и Новоспасского монастырей г. прокурор нашел, что кладбище Новоспасского монастыря наименее хорошо содержится. Кладбище нуждается
Уязвленный, вероятно, столь уничижительной оценкой кладбища вверенной ему обители, управляющий московским Новоспасским ставропигиальным монастырем Преосвященный епископ Порфирий подал в Контору свое ответное «Особое мнение». Этот документ, написанный колоритным языком прежней эпохи, интересен, прежде всего, потому, что в известной степени передает повседневную жизнь одного из московских монастырских кладбищ конца XIX века. Вот что писал владыка Порфирий:
«В прокурорском предложении замечены неточности, недомолвки — сказано, что монастырские книги кладбищенские есть не что иное, как тетради. Но такие книги в Новоспасском монастыре суть не тетради, а книги, переплетенные, прошнурованные.
Далее сказано, что кладбище может принести существенный доход монастырю, тем больший, чем оно лучше будет содержимо. Напротив, кладбище это причиняет монастырю ущерб, а со временем причинит и вред. Говорю сперва об ущербе. Когда в монастырь вносят тела, тогда большие толпы мальчишек, девчонок и взрослых людей, чужих усопшим, не за гробом следуют по дорожкам, а бегут и идут где кому хочется, и рвут цветы, топчут траву и как необузданные ломают липовые деревья.
Второй случай. Могилы в монастыре, по весьма давнему произволу, копаются не родственниками усопших, а монастырскими рабочими. Таких гробокопателей Новоспасский монастырь содержит четверых; и содержание их полное, с доходным жалованием, они обеспечены отопляемым помещением и столом. Обходится это до 670 р. в год. Сумма же эта не покрывается доходами с кладбища. Следовательно, монастырь от кладбища несет убытки. Не будь в нем могил, не было бы и этих гробокопателей, не издерживалось бы на них 670 р.
Третий ущерб. У могил усопших служатся литии и панихиды во всякое время года, даже в ненастные дни, когда идут дожди или падает мокрый снег. За это весьма мало дается денег в братскую кружку. А монастырские ризы мокнут, изнашиваются, монастырский ладан не оплачивается. Московские граждане за поминовение усопших своих на проскомидии дают 1 коп., а за особое поминовение на ектении — 5 коп.; копейки же эти поступают в карманы служащей братии, а не в монастырь, который при этом даром курит свой ладан, и курит его много, потому что за каждые 5 копеек на одной литургии приходится снова и снова поминать имена усопших и кадить так, чтобы видели бы кадильный дым родственники умерших. Когда бывают заказаны по усопшим обедни в разных церквах, а не в той, в которой служили обедню чередой, тогда заказчик приносит бутылку красного вина и дает рубль и ничего больше. Рубль этот идет в кружку братии, а монастырь даром дает просфоры, даром ставит у образов свои свечи и даром курит свой ладан, за исключением редких случаев, когда все это оплачивается богачами.
Еще есть нравственный ущерб от кладбища. Родственники усопших не думают о поставлении над могилами памятников, об этой своей собственности, а не монастырской, небрегут так, что на иной памятник и смотреть тошно: либо пошатнулся, либо заржавела крыша его. А прохожий или наблюдатель скажет: «Экономят-де деньги на памятниках».
Весьма многие могилы давным-давно выкопаны у самых фундаментов монастырских церквей и ограды стен. Кажется, что земля тут уже не грунтовая, не твердая, рыхлая. Следовательно, через нее просачивается дождевая вода в фундаменты и рыхлит их. Пройдут десятки и десятки лет, и вот стены церквей и оград дадут трещины или осядут, и где монастырь возьмет деньги на восстановление их?
В предложении г. прокурора огульно сказано, что «наименее хорошо содержится кладбище Новоспасского монастыря», но не показаны недостатки или безобразия его, и нет ни слова о недавнем приведении в хороший порядок той части кладбища, которая находится у южной стены монастыря. Тут проложены мною шоссейные дороги и дорожки между могилами, выкопана канава для стекания воды в водопровод.
Значит, не все Новоспасское кладбище содержится наименее хорошо».
Епископ Порфирий (Успенский, 1804–1885) был замечательным ученым и путешественником по святым местам и странам Ближнего Востока. Он собрал множество всяких христианских древностей, икон и, между прочим, богатейшую коллекцию древних рукописей и книг на церковно-славянском, греческом и разных восточных языках. Количество собранных им книг было так велико, что, по замечанию специалистов, «целой четверти столетия мало для простого их описания». Владыка и сам оставил после себя много печатных сочинений, преимущественно историко-археологического содержания. В 1878 году он был уволен на покой с назначением управляющим Новоспасского монастыря. Впрочем, особого покоя, как явствует из его отповеди привередливому синодальному чиновничеству, Преосвященный здесь не нашел. Но его понять можно: как человеку ученому, книжному, ему было не до кладбища, — сносно ли там оно содержится или «наименее хорошо»? А вскоре после этого обмена нотами епископ Порфирий и сам навеки упокоился на монастырском кладбище. Так по его написанному и представляется: четверо гробокопателей вырыли могилу в три аршина, за гробом бежали мальчишки, девчонки и взрослые люди, ломая липовые деревья и вытаптывая траву и цветы, а, предав владыку земле, монахи служили литию, причем обильно курили ладан, чтобы дым стоял столбом, и все знали бы — архиерея хоронят!
Кроме бояр и родовитых дворян, на Новоспасском кладбище было похоронено довольно много «лиц ученого звания», деятелей культуры: известный художник XVIII века, академик живописи Федор Степанович Рокотов (1735–1808), портретист, создавший фамильные галереи князей Барятинских, Голицыных, графов Воронцовых, Румянцевых, прочей знати; и другой художник — академик Императорской Академии Художеств Василий Сергеевич Смирнов (1858–1890), умерший по пути из Рима в Москву; книгоиздатель Платон Петрович Бекетов (1761–1836), — он подготовил и отпечатал в собственной типографии 110 разных изданий, в том числе сочинения Богдановича, Фонвизина, Радищева, Гнедича, Дмитриева, Карамзина, Жуковского.
По всей видимости, П. П. Бекетов был похоронен вблизи могилы своего отца — полковника Петра Афанасьевича Бекетова (ум. в 1796) — слева от Покровского собора. Одно из красивейших на всем кладбище надгробие полковника, работы знаменитого И. Витали, подробно описано у А. Т. Саладина: «Это символическая группа Веры и Надежды. Стройная фигура, символизирующая «Веру», поддерживает левой рукой крест и красивым жестом правой руки указывает на небо. Около коленопреклоненной «Надежды» лежит якорь, с венком на стержне. Мелкие детали, рисунок подола у хитона, цветы венка выработаны очень тщательно и даже лопасти якоря украшены листьями, что составляет характерный признак работ Витали. На подножной плите вырезана надпись: Компонировал, изваял и из металла произвел Иван Витали».
После ликвидации Новоспасского кладбища этот памятник был перевезен в Донской монастырь, где стоит и поныне. Но, возможно, скоро он будет возвращен на прежнее свое место. Такую идею выдвинули московские библиофилы. Понятное дело, если эта уникальная скульптура окажется снова в Новоспасском монастыре, то почитаться она будет не столько надгробием безвестному полковнику, сколько памятником его достопочтенному сыну. Кажется, никто против этого проекта не возражает. Дело лишь за малым — перевезти скульптуру из одного монастыря в другой.