Мистресс из трущоб

Вкусная Анастасия

Он, и правда, почти облизывается, будто пьет мой страх. Обходит и останавливается за спиной. Пытаюсь повернуть голову, но ничего не выходит. Раздается характерный звук, это железные наконечники кнута падают на пол. Потом свист, и спину обжигает огнем. Выгибаюсь, прикусывая губы до крови. Хотя о наказе мужчины уже и не помню. Солоноватая жидкость струится в рот, сплевываю.

– Уже? – Министр разворачивает меня к себе, словно колбасу в коптильне. – Отлично, Майра! Какая же ты славная, будто угадываешь мои желания. Но, пожалуй, слишком рано, повеселимся еще…

Мужчина впивается поцелуем в мой рот, слизывая кровь и причиняя боль. Его слова проходят мимо сознания, слишком сильно

сосредоточена на жжении поперек спины. Сколько я выдержу? Не думаю, что долго. Отпускает меня, и снова оказывается за спиной. Кнут свистит еще и еще. Не кричу. Не потому что послушная, просто не могу. Кусаю губы и глубоко дышу в перерывах, чтобы не лишиться сознания. Не хочу умереть в забытьи. Только не так. Когда мы встретимся с Министром у вечных врат, хочу все помнить. Все, чтобы суметь обвинить его перед богами. Надежды на человеческий суд у меня нет и не может быть.

Не знаю, сколько это продолжается. Удары не считаю. Спина давно вся мокрая от крови. Кажется, даже коркой начала застывать. Давно без сил повисла на цепях, в голове пусто, сердце бьется как бешенное. Наконец, Министр прекращает. Не знаю временно или насовсем. Не хочу тешить себя бесполезной надеждой. Обходит меня по кругу, внимательно осматривая. Вздергивает голову за подбородок, вглядывается в глаза.

– Отлично, – что-то решает для себя. – Ты прекрасно держалась.

Ему тяжело говорить, дыхание сбивается. Пот стекает по обнаженному торсу под ремень брюк. Возможно, я не совсем в сознании, но мне кажется, что местами его кожа светится изнутри. Не хочу смотреть на этого маньяка, закрываю глаза. Но в покое он не оставляет – наклоняется и облизывает залитый кровью подбородок. Потом губы. На этот раз нежно, медленно, стараясь не тревожить прокушенные места.

7.

Мгновения передышки и нежности заканчиваются очень быстро. Министр расстегивает наручники, и я кулем бухаюсь вниз, не успев понять, что надо встать на ноги. Спину из-за резких движений обжигает адской болью. Скулю, пытаясь найти приемлемую позу. Но мне и на это времени не отпускают – слышу, как звякает молния. Резко вскидываю голову и тут же жалею об этом. Мои опасения не напрасны, Министр действительно расстегивает брюки. Нет, только не это! Он просто обязан оставить меня в покое! Или убить уже, наконец… Через секунду выясняется, что покоя или хотя бы перерыва не предвидится. Мужчина очень возбужден и явно не намерен ждать, пока приду в себя. Почувствовав замешательство, хватает за косу и подтаскивает к себе. Безумно хочется вырваться и сбежать, но сил на это нет. Всю тело отзывается болью на любое движение.

– Ну же, Майра, не упрямься, – шипит Министр, явно начиная злиться. – Не порть сегодняшний день.

Серьезно? Он может быть еще хуже?! Проверять это нет ни малейшего желания. Послушно встаю на колени, беру возбужденный член в руки и продолжаю то, что не очень вышло во время казней. Не понимаю, почему Министр рассчитывает на другой результат.

– Возьми в рот и смотри на меня, – командует.

Выполняю. Смотрю в его бездонные глаза и чувствую, как слезы текут по лицу. Не пытаюсь их сдерживать, пусть видит. Ему ведь, кажется, это и надо. Министр гладит по голове, чуть улыбается, двигается, постепенно ускоряясь. Замираю и позволяю ему все делать самому. Так даже лучше. Надеюсь, что скоро это закончится. Но и здесь не везет… Когда начинаю давиться и не могу больше держать глаза открытыми, мужчина прекращает, хватает за плечо и тащит к кровати. Около снова ставит на колени спиной к себе. Сам опускается на пол позади.

– Ни звука, – с каким-то садистским наслаждением шепчет в ухо.

Не знаю, от чего больше хочется

взвыть в следующее мгновение – от резкого проникновения или от того, что тесно прижимается к исполосованной спине. Пот с его кожи моментально делает мои мучения еще более изощренными, а резкие движения бедрами буквально раздирают на части. Надеялась, что второй раз будет менее болезненным, но нет. Все так же хочется выть. Прикусываю простыни и зажмуриваюсь изо всех сил. Скорее, пусть это закончится как можно скорее.

Молитвы были услышаны. Спустя короткий промежуток времени Министр выкрикивает мое имя и замирает, прижавшись еще теснее. На этот раз нет ни обморочной пелены перед глазами, ни острой боли между ног. Даже к жжению в спине я уже привыкла – одинаковая, ровная, монотонная. Мужчина позади рвано дышит, гладит мои руки, запускает пальцы в спутанные волосы. Чуть двигаю бедрами, надеясь освободиться от его плоти, но он против. Резко хватает за талию и притискивает к кровати.

– Еще минутку, – расслабленно шепчет в шею. – Подумай пока, какой подарок хочешь. Любой…

И продолжает наглаживать меня. Хорошо хоть отпускает при этом. Касается груди, сжимает, тискает, крутит соски. Потом опускает руку вниз – трогает там, нажимает, проводит по тому месту, где мы сейчас едины, размазывает перемешавшуюся влагу. Чувствую острый пряный запах – непривычный, дразнящий, отталкивающий. Прикрываю глаза и кладу голову на постель. Пусть делает, что хочет. Мне уже почти хорошо.

Следующие сутки я провела в замковом лазарете. В отдельном помещении за занавеской. Моей спиной занимался тот же врач, а прочими вопросами та же женщина. Правда, со мной при этом они почти не разговаривали. Перевязывали, кормили, промывали раны и коротко отвечали на вопросы. Не более. Наткнувшись пару раз на непробиваемую стену отстраненности, я и спрашивать перестала. Какая разница? Все узнаю, когда время придет. Кроме лечения меня постоянно пичкали какими-то отварами. Уже к ужину следующего дня поняла, что это нечто специфическое. Резко все стало безразлично. Будто и не произошло ничего такого.

Наутро меня перевели в жилое крыло, в ту же комнату. Врач, прощаясь, снова вручил банку с мазью. А женщина, которую, как выяснилось, зовут Корделия, лично проводила и буквально поразила внезапной словоохотливостью. Она показала все не только в самой комнате, но и этаж. Душевые предсказуемо общие, кухня тоже. Не очень поняла, зачем мне столько информации о жизни во дворце и поторопилась спросить, когда попаду домой.

– Министр не давал подобных распоряжений. Велел поселить тебя здесь. Не волнуйся, Майра, через пару дней выйдешь на работу. Трудодни будут закрываться на фабрике.

– Но…

Начала я, но Корделия моментально перебила.

– Больше ничего не знаю, – отрезала с каменным лицом и ушла.

Осталась одна. Пусть Корделия и сказала, что еду будут приносить готовую, а настенный светильник всегда будет гореть, если я того захочу – все равно сильно не по себе. Зачем он оставил меня здесь? Для чего? Как долго продержусь, если станет звать к себе регулярно? Весь день эти мысли не отпускали. Ужасно хотелось сбежать в свой квартал, к тете. Но я понимала, что ничем хорошим это не закончится. И скорее всего, не только для меня. Перебирала в голове все сплетни, что когда-либо слышала о Министре. Поговаривают, что в нем течет не только человеческая кровь. О его жестокости судачат так часто, что это давно считается правдой. Теперь точно знаю, что не выдумки. Вспомнила еще – иногда упоминают о его проблемах с женщинами. Почему-то всегда думала, что это означает, что Министр слаб в постели. Но вроде нет. Тогда что? И ведь не спросишь, только если случайно кто-то сболтнет.