Митральезы Белого генерала. Часть вторая
Шрифт:
— Начинайте! — махнул рукой Михаил Дмитриевич.
— Трогай, — велел вознице прапорщик, и тот послушно взмахнул кнутом.
Увлекаемая четверкой лошадей, запряженных по-тавричански [3], пролетка вихрем вылетела на невысокий пригорок и не успела она еще толком остановиться, как с нее хлестко ударила короткая очередь. Горсть тяжелых свинцовых пуль, угодив в мишени, буквально распотрошила их, а тачанка уже мчалась дальше к новой цели. Лихой возница по пути несколько раз разворачивал свой экипаж, демонстрируя маневренность, да так что Будищев едва не вылетел на одном из особенно крутых пируэтов. Ускорял
Сначала зрители смотрели на «циркачество» новоиспеченного прапорщика с легким пренебрежением, но затем оживились и всякий раз, когда Дмитрию удавалось попасть в очередное чучело, разражались приветственными криками. Наконец, все цели были поражены, и четверка взмыленных лошадей остановилась перед генералом и его свитой.
— Ваше превосходительство, — доложил изобретатель, отдавая честь, — все мишени уничтожены!
— Да уж вижу, — усмехнулся Скобелев. — Ничего не скажешь, лихо!
— Вам бы у Чинизели [1] выступать, — презрительно выдал кто-то из штабных, но под строгим взглядом генерала стушевался и замолк.
Будищев же этот возглас и вовсе проигнорировал, продолжая преданно есть глазами начальство.
— А что скажете вы, мадемуазель, — обернулся в сторону сестер милосердия командующий, — вам понравилось?
Не смотря на то, что вопрос явно был адресован баронессе Штиглиц, отвечать бросилась Сутолмина.
— Очень, ваше превосходительство! — прощебетала она тонким и беззащитным голоском, что способно поразить даже самое черствое мужское сердце. — Эти ужасные текинцы так и валились с ног от стрельбы мосье Будищева. А они что, уже не живые?
Ответом на этот наивный вопрос был всеобщий хохот присутствующих офицеров. Причем, если находившиеся рядом с барышнями старались хоть как-то сдерживаться, то остальные едва не перепугали лошадей своим ржанием. Сам Скобелев, впрочем, сумел удержаться от смеха, едва заметно ухмыльнувшись в свои роскошные бакенбарды. Дмитрий тоже хранил молчание.
— Хорошо, мне нравится ваше усовершенствование, — решил генерал, и натянул было поводья, но потом остановился и наклонившись в сторону Будищева негромко поинтересовался: — А где вы раздобыли пролетки?
— Нашел, ваше превосходительство! — доложил в ответ прапорщик, сделав самые честные глаза, какие только смог.
— Надеюсь, интенданты не придут ко мне с жалобой? — хмыкнул в ответ командующий, правильно истолковав взгляд своего подчиненного.
— Не должны, — пожал плечами «рационализатор», но пришпоривший коня генерал уже его не слышал.
Следом за Скобелевым устремилась и вся его свита, оставив пулеметный расчет, или вернее экипаж тачанки, одних. Точнее, почти одних, поскольку мадемуазель Штиглиц неожиданно пожелала задержаться.
— У меня не было случая поздравить вас с производством, — немного отстраненно сказала она, успокаивая свою лошадку, явно желающую ускакать вместе со всей кавалькадой.
— Благодарю, — изобразил нечто вроде поклона Дмитрий.
— Вы совсем перестали нас навещать, — продолжила Люсия, все тем же тоном. —
— Виноват, — развел руками прапорщик и, желая перевести разговор на менее щекотливую тему, сказал: — у вас прекрасная лошадь!
— Вам нравится?
— Очень!
— Это подарок мервского сердара — дедушки нашего Карима. Он пожелал вознаградить нас за заботу о его внуке. Седла по нашей просьбе изготовили здешние мастера, а амазонки [2] мы с Катей сшили сами.
— Шикарно смотритесь! — искренне похвалил Будищев.
— Благодарю, — благосклонно кивнула баронесса. — Миледи, так я ее назвала, и впрямь очень славная! Я прежде не очень любила верховую езду, но теперь от нее в полном восторге.
— А я держусь в седле как собака на заборе, — неожиданно даже для самого себя признался Дмитрий. — Не то что казаки, но даже мои матросы иногда смеются.
— Очень жаль, — вздохнула барышня. Лицо ее было почти скрыто вуалью, но Будищев почему-то был уверен, что она в досаде поджала губы. — Но быть может, вы все же найдете время, чтобы навестить нас в госпитале?
— Постараюсь, — ляпнул в ответ моряк.
— Всего доброго, — еще более сухим и отстраненным тоном попрощалась мадемуазель Штиглиц и вихрем помчалась догонять генеральскую свиту.
Все время пока они говорили, Егорыч — коренастый старослужащий солдат из артиллерийских ездовых, исправно делал вид, что его рядом нет. Но когда баронесса ускакала, громко хмыкнул, сокрушенно покачав головой при этом.
— Ты чего? — удивился Дмитрий.
— Да как тебе сказать, господин прапорщик, ты хоша и выбился в благородия, а все такой же дурень!
— Чего?!
— Я говорю, лошадки наши подустали, надо бы отдохнуть!
— Я так и понял.
— Что же тут не понятного! Конечно, понятно, что ента вот кобылка, что ускакала, так и хочет, чтобы ее объездили…
— Егорыч, блин! — разозлился офицер. — Ты хоть знаешь, чья это дочь?
— Евина, ваше благородие?
— Тьфу на тебя!
В тот же день, примерно около четырех часов пополудни, когда зной уже спал, но до вечера все еще было далеко, Будищев направился в госпиталь. Официально, навестить все еще болеющего Шматова, а на самом деле извиниться перед барышнями за проявленную невнимательность. Ибо в прошлый раз и впрямь получилось как-то не хорошо. Найти цветы в забытом Богом и людьми Бами не было никакой возможности. Впрочем, может оно и к лучшему, потому как Люсия или что еще более вероятно Катя, при виде букета могли запросто вообразить себе невесть что. Так что, в качестве презента прапорщик приобрел у маркитанта коробку английского печенья и бутылку вина. Насчет последнего, правда, были некоторые сомнения.
— Точно, не бутор? — подозрительно посмотрел он на гордого сына армянского народа.
— Дмитрий-джан, я тебя когда-нибудь обманывал? — сделал оскорбленное лицо торговец, но нарвавшись на выразительный взгляд моряка немного смутился.
— Напомнить?
— Слушай, дорогой, зачем так говоришь? Карапет для тебя все сделает, все достанет.
— Ашот тоже так говорил…
— Вах! Зачем ты вспомнил про этого облезлого ишака?! В тот раз, кстати, это его вино было, зачем я только его товар согласился взять…