Младший брат
Шрифт:
Мы с Энджи рассчитывали примерно на сотню желающих сыграть в «ВампМоб» и разослали по двести приглашений каждый. Но когда я, сонный, вскочил по будильнику в четыре утра и первым делом схватил иксбокс, в моем почтовом ящике лежало уже более четырехсот заявок. Более четырехсот!
Я скормил их адреса боту и стал прокрадываться к выходу из дома. На лестнице услышал храп отца в родительской комнате и скрип кровати, когда мама беспокойно ворочалась с боку на бок. Я запер за собой входную дверь.
В четверть пятого на Портеро-Хилл царила прямо-таки деревенская тишина. Откуда-то издалека едва доносился гул моторов с оживленного
Я снова щеголял в короткой накидке, рубашке с кружевным жабо и черных брюках со множеством дополнительно нашитых карманов, чтоб было куда рассовать всякую полезную мелочь. На остроносых ботинках красовались серебряные пряжки в виде человеческих черепов, а взлохмаченные волосы стояли дыбом, будто почерневший одуванчик. Энджи обещала намазать мне лицо белым гримом, обвести глаза черными тенями, а ногти покрасить черным лаком. А почему бы и нет? Выпадет ли еще когда-нибудь такая возможность перевоплотиться в вампира?
Мы встретились на улице перед домом Энджи. На ней были колготки в сетку, кружевное готическое платьице, белый грим на лице, глаза тщательно подведены в стиле японского театра кабуки, пальцы и шея унизаны серебряными побрякушками. Сумка, как обычно, висела на плече ремнем через грудь.
— Ты выглядишь потрясно! — сказали мы друг другу одновременно, оба негромко засмеялись и, будто два привидения, нырнули в предутренний сумрак улиц Сан-Франциско, держа наготове в карманах баллончики с краской.
Я смотрел на Сивик-сентер и пытался представить себе, что здесь будет твориться, когда нагрянут сразу четыреста «вампмоберов». Через десять минут они должны появиться перед входом в городскую администрацию. Большую плазу — площадь, застроенную магазинчиками — уже наводнили прибывшие из пригородов на работу служащие. Они старательно обходили устроившихся прямо на панелях бездомных попрошаек.
Мне никогда не нравился Сивик-сентер, его широченные тротуары и похожие на огромные белые свадебные торты здания судов, музеев, муниципальных подразделений и самого Сити-Холла. В путеводителях по Сан-Франциско эта часть города снята как-то нереально — вылитый Эпкот-сентер с его скупой, футуристической архитектурой, а в действительности она грязная и отталкивающая. На уличных скамейках в любое время суток отсыпаются бомжи. Здесь нет жилых домов, и после шести вечера не встретишь никого, кроме алкашей и наркоманов — с закрытием казенных учреждений торчать тут нормальному человеку нет никакого смысла, особенно когда стемнеет. В общем, это скорее специфическая торговая зона, где днем продают поручительские залоги для временного освобождения всякой швали из-под стражи, а ночью — алкоголь для все той же швали, облюбовавшей себе под ночлег местные скамейки.
Истинное понимание того, что здесь происходит, пришло ко мне после прочтения интервью Джейн Джекобс, специалиста по городскому планированию, обладающей богатым опытом градостроительства. Она первой поняла, почему нельзя кромсать города скоростными автомагистралями, сгонять бедняков в обособленные жилые новостройки и, пользуясь зональным законодательством, жестко указывать, кто, где и что будет строить.
Джекобс считает, что социальные составляющие больших городов — богатые и бедные, белые и цветные, англосаксы и латины, жилье, торговля и даже промышленное производство — органично взаимосвязаны. В городских районах, где такая связь не нарушена, в любое время дня и ночи на улицах находятся самые разные люди и тем самым создают спрос на всевозможные товары и услуги, вытесняют криминогенные элементы, выполняют функцию глаз и ушей местной общины.
Вам наверняка доводилось бывать в таких местах. Вы прогуливались по старинным улочкам какого-нибудь большого города, где полно всяких потрясных магазинчиков, прилично и модно одетых прохожих, фешенебельных ресторанов и кафешек с прикольным интерьером; возможно, вам попался один кинотеатрик, а дома были выкрашены в причудливые цвета. Вероятно, не обошлось и без «Старбакса», зато вы набрели на чудесный фруктовый рыночек или цветочный магазин, которому уже лет триста, и флористка выставляла в витрине аккуратно подрезанные букеты. У таких городских районов нет ничего общего со спланированными застройками вроде пешеходных торговых зон. Они живые, они растут сами по себе.
Их полную противоположность являет собой наш Сивик-сентер. В своем интервью Джекобс рассказала, что ради его постройки снесли прекрасный старинный уголок города — именно такой живой райончик, возникший без планов, указаний и разрешений.
Она также напророчила, что через несколько лет Сивик-сентер станет одним из самых отвратительных районов Сан-Франциско, где жизнь едва теплится безлюдными ночами, обеспечивая убогое существование лишь редким лавчонкам, торгующим выпивкой, да дешевым мотелям. Джекобс говорила об этом без тени мстительного злорадства, скорее с грустью, как об умирающем друге.
Но теперь, в час пик, жизнь в Сивик-сентре била ключом. Помимо станции метро, здесь пересекаются сразу несколько трамвайных линий, поэтому много транзитных пассажиров пересаживаются с одного вида транспорта на другой. К восьми утра тысячи людей спускаются и поднимаются по лестнице подземки, садятся и выходят из такси или салонов автобусов. Человеческий поток протискивается сквозь контрольно-пропускные пункты ДНБ возле административных зданий, огибает места скоплений бесцеремонных попрошаек, распространяет вокруг запах шампуней и дезодорантов, покачивает на ходу чемоданчиками и сумками ноутбуков. В восемь утра Сивик-сентер превращается в центр деловой активности.
А вот и первые вампиры. Десятка два приближается по улице Ван-Несс, еще столько же — по Маркет-стрит. А вон пошли и с другой стороны Маркет-стрит, и еще больше шагает по Ван-Несс, выныривают из-за углов зданий — белые лица, черные тени вокруг глаз, черная одежда, кожаные куртки, тяжелые ботинки на толстой подошве, на руках — сеточные перчатки без пальцев.
Вампиры начали заполнять плазу. Мужчины в деловых костюмах косились на них и тут же отворачивались — извращенцы какие-то, кто знает, что может взбрести им в голову, лучше уж держаться от них подальше. Вампиры бродили по плазе, как капли пролитой нефти, только не растекались, а, наоборот, скапливались в большие, черные группы, спрашивали друг друга, когда и как начнется игра. У многих ребят на головах сидели старомодные черные цилиндры и котелки. Девочки красовались в готических нарядах и туфлях на высоченных платформах.
Я попытался сосчитать — получилось человек двести, но через несколько минут прибавилась еще сотня, потом еще… Итого — четыреста, а вампиры все прибывали и прибывали — ребята привели своих друзей.
Сзади кто-то сжал в пальцах мою ягодицу. Я обернулся и увидел Энджи. Она хохотала с такой силой, что схватилась обеими руками за бедра и согнулась пополам.
— Только посмотри, сколько их собралось, ты только посмотри, сколько их! — сквозь смех с трудом выговаривала Энджи. Толпа на площади удвоилась по сравнению с той, что была всего несколько минут назад. Я уже не мог с точностью определить число икснетовцев, пришедших на мою маленькую тусовку, но, без всяких сомнений, их оказалось не меньше тысячи. О черт!