Младший научный сотрудник 4
Шрифт:
— А где у вас тут джинсы? — обратился я к продавщице, и она махнула рукой направо — там было небольшое ответвление от главного хода, мы туда и свернули.
— Опа, — с порога удивилась Ниночка, — сколько тут этого добра…
— Из капстран ничего нет, — пояснил я ей, — но в принципе индийские и турецкие реплики не сильно хуже. Что будешь мерить?
— У меня же стиль, сам знаешь какой, — сообщила она.
— Какой? — наморщил я лоб.
— Комбинезонный, ты же сам мне об этом не раз сообщал.
— Точно, — хлопнул я себя по голове, — когда в колхоз первый раз уезжали, я это тебе
— И верно, — затуманила взор она, — вроде бы совсем недавно это было, а кажется, что в прошлой жизни… короче я комбезы меряю, а ты что хочешь.
К продуктовому отделению этой 200-й секции мы подошли уже в самом конце нашего путешествия. После того магазинчика у метро Студенческая нас в принципе трудно было чем-то удивить… хотя, например, черной паюсной икры белуги там не значилось, на этой Студенческой.
— Выбирай, дорогая, — свалил я муки выбора на подругу, и она не отказалась.
А когда мы уже практически закончили свои дела (икры взяли таки, но не белужьей, а обычной осетровой — та уж слишком дорога оказалась), сзади послышался шум и громкий разговор, а мы-то уже привыкли, что тут тишина, как в склепе. И в этот зал, где мы только что отобрали еды и напитков на пятьсот примерно рублей, вошел в сопровождении очередной продавщицы (я так понял, что это главная была над всей секцией) мужчина азиатской внешности с нехорошим взглядом и в полувоенного формата одеянии с многочисленными карманами. Говорил он по-русски складно и быстро, но акцент, конечно, чувствовался.
Глава 12
Либертад о муэрте
— А здесь у нас продовольственные товары, товарищ Бабрак, — затараторила сопровождающая, — все самое свежее и качественное.
Бабрак окинул нас с Ниной мутным взглядом, а потом чеканым шагом подошел к прилавку и начал показывать, что именно его заинтересовало из продовольствия.
— Ну мы пожалуй пойдем, — вежливо сказал я этой начальнице, — свои дела мы, кажется, тут закончили.
Та сделала жест рукой, означавший, по всей видимости, фразу «скатертью дорога», и мы с подругой бочком начали процесс убывания, но, как говорится, на самом деле не все оказывается таким, как в действительности. Когда мы почти скрылись в соседнем отсеке, где висели платья с костюмами, я вдруг услышал за спиной сдавленный хрип.
— Товарищ Бабрак, что с вами? — чуть ли не в полный голос заорала магазинная директорша.
Я быстро обернулся — товарищу Бабраку явно было нехорошо, он уже сидел на полу, привалившись к стойке с алкогольной продукцией, и хрипел, тяжело и продолжительно.
— Инфаркт, — автоматически вылетело у меня, после чего я скомандовал директорше вызывать врачей, а сам опустился на колено рядом с афганским лидером.
Продавщица, которая заведовала этой секцией, находилась в глубоком ступоре — это и понятно, наверно высокие гости никогда еще не падали на пол в ее ведомстве. А начальница, надо отдать ей должное, проблему ухватила с полуслова и быстро скрылась в направлении телефона, очевидно. А я расстегнул френч на Бабраке и попытался сконцентрироваться на его внутренних органах. Получилось не сразу, но получилось — да, это был классический инфаркт миокарда, но не обширный, слава Аллаху, а такой… мелкоочаговый. Наложил руки на это место и начал воздействовать, как мог…
Через полминуты Бабрак ожил и прохрипел:
— Ты кто?
— Петя я, Балашов, — быстро ответил я, — вы лучше помолчите, товарищ Кармаль, здоровее будете.
И тут наконец набежала целая бригада врачей, меня оттеснили в сторонку, с него быстренько сняли кардиограмму, а потом оттранспортировали на носилках куда-то в сторону служебного входа. Напоследок он прохрипел с этих носилок:
— Спасибо, Петя, я тебя не забуду.
— Ты кто такой? — наконец-то поинтересовались сопровождающие.
— Петр Петрович Балашов, — достал я паспорт из кармана, — из Нижнереченска.
— А что здесь делаешь? — продолжился допрос.
— Закупаюсь, — честно ответил я, — по личному приглашению Галины Леонидовны, — и я кивнул в сторону директорши, которая стояла в сторонку с абсолютно белым лицом.
— Да, — подтвердила она, — у него приглашение на два лица, завизированное товарищем Брежневой.
— А что ты делал с товарищем Кармалем? — задал главный вопрос суровый мужчина.
— Проводил реанимационные мероприятия, — отбарабанил я, присовокупив шпильку, — пока вас дождешься, можно и концы отдать.
— Хм… — чуть не поперхнулся этот гражданин, но тут к нему подошла директорша и прошептала что-то на ухо, после чего он сменил волчью маску на что-то более доброе. — Свободен. Пока.
После чего на нас перестали обращать внимание, и мы с Ниной тихонько выскользнули из этого помещения. На выходе давешний охранник рассказал нам, где стоит заказанный транспорт с нашими покупками, мы и направились туда прямиком через первый этаж ГУМа. Толчея тут, конечно, серьезная была, но не сплошь, а местами, где дефицит выбрасывали.
— Экий ты герой, как я посмотрю, — нарушила молчание Нина, — что там у него случилось-то, у этого Бабрака?
— Обычный инфаркт миокарда, не слишком большой, средненький,- ответил я, — жить будет.
— Нарываешься ты на лишние приключения, — попеняла она мне, — теперь еще кашу с этим афганцем расхлебывать предстоит.
— Расхлебаем, — уверенно возразил я ей, — не в первый раз. А мы, кажется, уже пришли…
Никольская улица, как вы наверно и без меня хорошо знаете, берет свое начало на Красной площади, идет сбоку от ГУМа, потом через площадь Революции и прямиком упирается в Лубянку… то есть в площадь имени Дзержинского, конечно. Вот на ней, на этой Никольской на углу с ГУМом и Ветошным переулком и была припаркована серая Волга ГАЗ-24 с тремя нулями в номере, которые сообщил мне охранник.
— Добрый день, — сказал я водителю, молодому парню в кожаной куртке и кожаной же шоферской фуражке, — я Балашов.
— Я уже понял, — улыбнулся он, — ваши покупки в багажнике, а что не поместилось, на заднем сиденье. Садитесь.
Поездка заняла минут двадцать, не больше, и всю дорогу я напряженно размышлял, стоит ли предлагать этому товарищу деньги и если да, то сколько. Проблема разрешилась сама собой — он сам сказал, когда мы заехали во двор дома на Кутузовском:
— С вас три-пятьдесят. Сами справитесь с переноской?