Младший научный сотрудник 7
Шрифт:
— Он самый, — сказал я, усаживаясь на колченогий стул для посетителей.
— Чем обязан? — осведомился он, — посещению такого важного гостя… ты же, говорят, в столице самого сейчас лечишь?
— Было дело, — не стал я останавливаться на этой скользкой теме, — но вопрос мой лежит немного в другой плоскости.
— Я слушаю, — и он скрестил руки на груди, выразив внимание к моим вопросам.
— Что случилось 15 сентября сего года в бункере под установкой «Крот»? — сразу бухнул я из главного калибра.
— А ты уверен, что хочешь это узнать? — хитро прищурился
— Да, вполне, — не стал я особенно аргументировать свой вопрос.
— Что это был засекреченный эксперимент, тоже знаешь?
— Не знал бы, не спрашивал, — буркнул я.
— Хорошо, Петя, — вздохнул он, — пожалуй я тебе расскажу… не все, но как говорится, умному достаточно намека, а дурак и все целиком может не понять.
— Я рад, что вы меня в умные определили, — сказал я, реагируя на его лестные слова.
— Итак, 15 сентября 82 года, — продолжил он, — десять часов двадцать две минуты утра, секунд не помню уж, извини…
— Извиняю, — ответил я, но он пропустил это мимо ушей и продолжил.
— По инициативе одного из руководителей эксперимента, фамилию не буду называть, была изменена частота и увеличена мощность СВЧ-излучения, облучающего плазму с разрежением 10 в минус шестой степени Паскалей.
— И все? — перебил его я, — насколько я знаю, частоты и мощности там постоянно крутили во все стороны.
— А ты не перебивай, тогда узнаешь, — нахмурил брови он, — так вот, на такие запредельные значения СВЧ у них никогда еще не выходило. Далее что произошло, интересно?
— Конечно, — нетерпеливо заерзал я на стуле, — что спрашиваете.
— При выстреле сверхвысокого напряжения, рождающем СВЧ, как ты наверно тоже знаешь, побочным эффектом является сильное рентгеновское излучение, до 500, кажется, рентген на пике. Но оно очень непродолжительное.
— Знаю, — ответил я, — одного товарища как-то забыли в бункере и он попал под этот поток — и ничего, живой до сих пор.
— Да, Колганов его фамилия, — подтвердил Горлумд, — лауреат Ленинской премии между прочим. Но речь сейчас не про это…
— А про что?
— Про нейтринный поток, вот про что…
— Нейтрино же ни с чем не взаимодействует, — вытащил я из памяти такой факт, — и никак не может повлиять на окружающий мир.
— Вот и все так думали, — с каким-то сожалением на лице поведал мне он, — до 15 сентября… а потом перестали.
— То есть вы хотите сказать, что все, что приключилось со мной, это результат воздействия нейтрино?
— Ну не совсем все, — вздохнул Горлумд, — но многое.
— Так… — пробормотал я, — немного прояснилось. А что насчет параллельных миров?
— А вот это, дорогой Петя, — отрезал он, — я обсуждать не могу. Не имею права.
— Ну и на этом спасибо, добрый человек, — ответил я и собрался было уходить, но неожиданно вспомнил о еще одной непонятке, — может тогда объясните, почему ваш заместитель… ну да, тот самый… стоял тогда в кладовке, заваленный мешками со шмотками. И палец еще к губам прижимал.
— Аааа, — с трудом припомнил это Горлумд, — так он тогда еще не был моим заместителем.
— А
— Больным из второго отделения, — подтвердил мою догадку он, — обычный случай ротации кадров.
Челюсть у меня чуть не отпала — ни хрена ж себе у них ротация, из психов в главврачи, как в фильме с этим… с Ди Каприо. В обратную сторону, наверно, тоже случается при таких-то раскладах. Но вслух я этого говорить не стал, а просто попрощался с товарищем Горлумдом и занес уже ногу над порогом, но он меня остановил.
— Не в службу, а в дружбу, — попросил он, — может посмотришь на одну мою болячку? Раз ты стал таким признанным светилом народной медицины…
— Почему нет? — я приставил ногу обратно и развернулся, — рассказывайте и показывайте…
Ничего страшного я по физической части у него не нашел, а вот ментальная сторона его состояния мне понравилась гораздо меньше. Но говорить про это я ему уж не стал — все хорошо, прекрасная маркиза, дела идут, короче говоря, и жизнь легка. Пусть своими силами обходится в этих-то вопросах.
А потом я еще домой съездил… ну то есть в бывший свой дом — я же сдал квартирку своей бывшей подруге Ниночке, если вдруг кто-то забыл. Был сильно удивлен, что никого в этой квартире нет, и вообще вид у нее был сильно заброшенный, пыль сантиметровым слоем везде лежала. Набрал по памяти служебный телефон Нины… ее на месте, конечно, не оказалось, но взявший трубку Саня (который всегда и все знал про всех) словоохотливо мне поведал, что Нина вместе со своим афганцем уехала в город Анапу. На постоянное место жительства — выдали ему ордер на квартиру где-то там, на Приморском проспекте. А ключи от твоей квартирки она тут оставила. На полочке лежат, можешь забрать в любое время.
Ну и ладно, подумал я с некоторой тоской, с глаз долой — из сердца вон. У меня еще в запасе Леночка есть, без секса наверно не останусь. Вышел во двор и наткнулся на хулигана Волобуева, он, как это ни странно, был одет совсем не в спортивный костюм, а вполне в цивильную одежду.
— Здорово, Димон, — пожал я ему руку, — как жизнь молодая?
— Течет потихоньку, — ответил он, довольно неожиданно дергая правой щекой, — а ты с концами, говорят, в Москву переехал?
— Я бы не стал утверждать это на безальтернативной основе, — вылетела из меня умная фраза, Димон на нее дернул щекой еще сильнее, но переспрашивать не стал. — Все под богом ходим, случиться может всякое и разное в любой момент…
— Ты в бога что ли поверил? — зацепился он за мою оговорку.
— Не так, чтобы очень, — ответил я, — фифти-фифти, как говорят наши друзья из-за океана. А у тебя как дела?
— В техникум вот поступил, — похвастался он.
— Иди ты, — восхитился я, — в автомеханический, который на Главной проходной?
— Не, в железнодорожный, на Чкалова, — осадил он меня. — На машиниста учусь.
— Железнодорожное дело теперь в надежных руках, — польстил я ему немного, — сколько там учат-то, два года?