Млава Красная
Шрифт:
– Ко мне несколько муромчан добежало-таки, – вставил Сажнев. – Говорили, тоже резня была.
– В общем, – подытожил Росский, – Пятая дивизия разгромлена полностью. Четвёртая и Девятнадцатая пехотные только подтягиваются. Шестая дивизия выходила на северную дорогу, что с ней, до сих пор неизвестно, но едва ли лучше, чем у нас, раз уж сам командир дивизии куда-то канул. Разведка не вернулась, Михаил Константинович?
– Никак нет, – словно и не ровне, отозвался мрачный начальник штаба.
– Если фон Пламмет сейчас вырвется на тракт, – Росский обвёл офицеров тяжёлым
«После такого позора жить…»
Потому что и впрямь после такого позора жить…
– Будет тебе, Фёдор Сигизмундович, нас хоронить, – рыкнул Сажнев. – Однако с чего тот же Пламмет в нас вцепится? Леса, конечно, подзатопило, артиллерию не протащить, но конные-то проберутся. А много ль надо, чтоб обозников разогнать, фуры пожечь? Да и на Кёхтельберг дорога открыта, если только туда никто из Шестой дивизии не отступит.
– Вцепится он, вцепится, – жёстко рассмеялся Росский. – Потому что не позволит он себе нас в тылу оставить. Да ещё и с кавалерией. Мы сами у него на плечах повиснем. Может, кого-то он вперёд и постарается заслать. Даже наверняка, но и нас не забудет. И надо сделать так, чтобы отсюда они уже не ушли. Что ж до Кёхтельберга, сами знаете, господа, это путь обходной и долгий. По мне, так пусть бы туда Пламмет и отправлялся. Там ни частей наших, ни даже обозов нет. Штаб в те края отступил, ну так они и дальше отступят. Корпус целее будет, успеет в кулак собраться. А нам надо тут удержаться.
– Каков же боевой порядок будет избран? – Командир Володимерского полка был уже сильно немолод, обременён изрядным пузом. – Какой номер?
Губы Росского сжались в тонкую прямую линию, побелели.
– Какие «номера», полковник Фелистов? До номеров ли тут? Нам надо, чтобы пруссаки всю свою мощь на нас кинули. Значит, придётся рисковать, линию растягивать. Леса, что подтоплены, – перекрывать завалами, засеками, сколь до утра успеем. Чтобы им пришлось бы совсем уж в топи лезть, пока нас обойдёшь. Пошлите два батальона, полковник, из тех, что посвежее. И пусть валят деревья.
– Слушаюсь, – просветлел командир володимерцев. Ему, похоже, главным было получить команду, а дальше трава не расти. – Повалим в лучшем виде.
– Ты, Григорий Пантелеевич, чай, и сам всё знаешь.
– А чего ж тут не знать? Встанем цепью за фашинами. Умоется фон Пламмет кровушкой!
– Погоди хвалиться, подполковник, – неожиданно и жёстко бросил Вяземский. – Его сиятельство тоже вот… хвалился.
– Мне до его высокопревосходительства как до неба, – потемнел, набычился Сажнев. – А только такой промашки, как он, мы не дадим.
– Лучше б промашку твои стрелки завтра не дали…
– Хватит! – Росский зло хлопнул ладонью по столешнице. – К делу, господа. Значит, диспозиция такая. Югорские стрелки в центре, вместе с артиллерией. Володимерский полк – два батальона на флангах, остальным стоять во второй линии прямо здесь. Мои гренадеры…
Военный совет продолжался.
До самого рассвета в русском лагере полыхали костры. Собранная с бору по сосенке «бригада» Росского не скрывалась. Да и чего скрываться? Напротив, фон Пламмет должен знать, где они. Пусть увидит, пусть приходит. Потому что каждый лишний драгун или пехотинец тут означает чью-то лишнюю жизнь там, на бесконечном тракте.
Росский и Сажнев вместе вышли под непрестанно льющий дождь. Вдоль всей западной окраины Заячьих Ушей в грязи копошились люди, где-то втаскивали на отсыпанную площадку покрытые налипшей землёй орудия, где-то устанавливали ещё и ещё фашины – коих, как известно, «много не бывает». Смешавшись, гренадеры, стрелки, володимерцы, уцелевшие из разбитых у Млавы полков, не зная роздыху, махали лопатами, всё углубляли и углубляли рвы, просекшие околицу, словно сабельные шрамы.
– Сменяться пора, – озабоченно взглянул на измотанных солдат Росский. – Твоим, Григорий Пантелеевич, и вовсе тут делать нечего. Они весь день дрались, а потом отходили с «волками» на плечах. Командуй им отбой.
– Не пойдут, – хмыкнул Сажнев. – Не приучены они у меня белоручничать, когда другие под дождём да в грязи им укрытия роют.
– Тогда я прикажу, – нахмурился Росский. – Нам сегодня стрелки понадобятся, а не сонные мухи.
– Мои гусары помогут, хоть и не учили их пионерному делу, – вступил в разговор командир софьедарцев, молодой и щеголеватый подполковник.
– Чередуйте эскадроны, Аввиан Красович, – кивнул ему Росский. – Надо, чтобы все нижние чины хоть сколько-то да передохнули. И они, и кони. Обыватели местные…
– Стараются, – подошёл Вяземский. – Усердствуют как могут. Считай, все мужики заступами наравне с солдатами машут. Понимают, что, коли мы не удержимся, им тут всю душу вытрясут.
Росский молча кивнул. Что ещё он мог сделать, чтобы верней заставить фон Пламмета вновь и вновь гнать в атаку своих «чёрных волков»? Конечно, пруссаки могли повернуть на Кёхтельберг, но это не страшно, а князя не жалко.
Стоп, оборвал сам себя Росский. Нет, не пойдёт фон Пламмет на Кёхтельберг. Скорее всего велено ему ударить по Второму корпусу, ударить стремительно, словно змея африканская, укусить – и обратно за Млаву, пока мы тут раны зализываем. Для этого потребны не захваченные города (этак и в самом деле всеевропейской войны не оберёшься!), а разгромленные или хотя бы рассеянные русские полки, сожжённые обозы, уничтоженные припасы…
Но, чтобы спалить фуры и телеги, разогнать ездовых, Пламмету придётся сперва справиться с нами. Росский словно наяву видел карту с жирными готическими «Mlawa», «K"ochtelberg» и даже непроизносимыми ни для одного немца «Sajatschi Uschi / Hasenohren»; и вдоль тракта вытягивались сейчас с возможной только для прусских штабных нечеловеческой аккуратностью вырисованные стрелки.
«Вдоль тракта он пойдёт». Росскому показалось, он произнёс это вслух, но нет, командир югорских стрелков его не услышал.