Млечный Путь, 2012 № 03 (3)
Шрифт:
Жена прилетела на крик, негодующе на меня посмотрела, и ушла с обиженно напряжённой спиной. Смакуя обиду, с гулким «чмоком» возмущённо хлопнула входная дверь. Что? Вы спросите, как входная дверь может смаковать обиду? Приходите — покажу. Заверяю вас: звук, с которым закрывается дверь, совершенно однозначно характеризует настроение уходящего. Он тревожен, если мы не уверены, что обиженный вернётся. Он радостен, если уходящий пошёл за чем-нибудь вкусненьким. И он… трагичен, если с уходящим всё окончательно решено. А если вы намекнёте, что эта характеристика — лишь в моём сознании, приходите и послушайте мою дверь. Дверь моего дома — особенная. Она чертовски охотно смакует обиду всякий раз, когда через неё уходит обиженная жена.
Кот, мелко подрагивая ушами, смотрел с укоризной. Затем отсел подальше и взялся демонстративно вылизывать пострадавший хвост.
Сон сначала не шёл, мысли роились, я всё обдумывал текст письма, потом, видимо, забылся… Быстрее бы лето. Летом — море. Ласковое, тёплое, южное море. Оно, море, любит, очень любит качать. Качать, покачивать усталое тело в нежных объятиях. Лежу. Вверх, вниз. Медленно, лениво объятия моря поднимают, опускают… Волны — шлёп-шлёп, шлёп-шлёп… Какие, однако, громкие шлепки! Не хочу громкие. Хочу — тишины, покоя. Вверх-вниз, шлёп-шлёп. Но как они сильны, звуки шлепков… Всё громче и всё надоедливее. Вываливаюсь из дрёмы. Резко вскакиваю. На моей подушке, на моей, можно сказать, голове, трепыхается издыхающая рыбка. Взбешённый, иду в комнату, где стоит аквариум. Рыбак так увлекся делом, что не услышал моего приближения. Пойманный на месте преступления за шкирку, задергался, взвился юлой, успев сильно оцарапать руку. От боли невольно разжимаю пальцы, и кот проваливается в аквариум. Брызги панического барахтанья разлетаются повсюду. Экстремист судорожно цепляется передними лапами за бортики, жалобно молит о помощи, призывая в свидетели всё прогрессивное человечество: спасите, тону. Но я, весь в праведном гневе и полный хладнокровия, разворачиваюсь и, посвистывая, ухожу прочь. Сердце ёкнуло: вдруг что-то пролетело мимо, на миг коснувшись ноги… Ах… вот оно что. Утопленник. Распознав замысел, спешу за ним. Поздно. Кот занял унитаз первым. Теперь час просидит. Битый час, не меньше. Устраиваясь поудобнее, разворачивает голову, укоризненно смотрит. Просто само благообразие и возмущённая невинность. Что делать, вежливо прикрываю дверь. Отчего у меня устойчивое чувство, что я маленький, мерзкий, завистливый мальчишка-извращенец? Прислушиваюсь к себе внимательнее. Ага. Ну-у-у… надо признать, что… Поздравляю. В общем, мне отчего-то хочется заглянуть в замочную скважину. Стыдно. Взрослый, зрелый мужик и… Хорошо, что замочные скважины в туалетных дверях не предусмотрены.
Чёрт! Да что это такое? Да в конце-то концов! Кто в доме хозяин?
Рывком распахиваю дверь. Член семьи мгновенно заскакивает обратно на унитаз (дзинь-дзинь-звяк), что-то увлечённо изучая в рисунке кафеля. Коты вообще очень живо интересуются дизайном кафеля, не замечали? Просто впадают в нирвану. И меня это почему-то не удивляет. Меня, с некоторых пор, вообще мало что удивляет. Даже если бы кот, сидя на унитазе, читал «Аргументы и факты», меня это…
Какое-то время спустя, боковым зрением оскорблённый родственник замечает нечто, возникшее в проёме двери. Что бы это могло быть? Медленно, с грацией, полной недоумения, поворачивает голову в сторону наглеца, нарушившего уединение. Тягостная пауза. Недоумение. Как? Неужели? Ба-а-а! Смотрите, кто пришёл! Сам хозяин квартиры пожаловали! Не может быть. В эту низость просто невозможно поверить. Как? Отчего? Взрослый и, в общем-то, почти неглупый мужчина, подглядывает, как последний, нашкодивший… тьфу! Господи, куда катится эта страна! Фу. Какая гадость. Занавес.
Какой идиот сказал, что у котов нет мимических мышц?
Разве что принять душ? Всё равно уже не уснуть. Душ приятно меня освежил. Разумеется, полотенца на положенном месте не оказалось, и я, мокрый, пошлёпал за новым. Руку на отсечение даю: перед тем как зашёл в кабину, полотенце было!
Налил кофе, подготовил бутерброды, собрался поесть. Это я, кончено, зря. Разве можно завтракать, не задав овса скотине? Вообще, порядочный хозяин всегда сначала накормит скотину, пардон, члена семьи, а уж потом… Мне это тут же напомнили: серая бестия в малиновом ошейнике лапой перевернула миску, показывая, что мало воды. Вытер пол, задал овса, сажусь за стол. Что и требовалось доказать: хлеб есть — колбасы нет. Кота, разумеется — тоже. Ладно, кофе выпью, когда буду набивать письмо. Пока грузится ноутбук, иду за дорожной сумкой.
Приоткрытая дверца шкафа насторожила. Я открыл её шире, чем спровоцировал панику. Признаю, был неправ. Не стоило пугать почтенного родственника. Он мне так и сказал. Он мне так прямо и заявил: «Зря ты, парень, меня испугал. Глупо. И весьма
Занавес. И бурные аплодисменты.
Пару минут ошалело рассматриваю погром… Затем беру себя в руки, и сажусь писать письмо. Ага. Угу. Так. Хорошо. Ну вот: вышло и убедительно, и лаконично. Пока, дзинь-дзинь-хлоп, кот уютно не разлёгся на клавиатуре. Лаконичность как-то ненавязчиво трансформировалась в «Войну и мир». Довольная морда родственника излучала умиротворение и желание искать компромиссы. Ну что же, не всё так плохо: в квартире тихо, колокольчик молчит, и я успокаиваюсь. Главное — он меня простил. Главное — достигнуто перемирие. Он всегда, перед тем, как меня простить, ложится на клавиатуру свеженабранного текста. Вот и сейчас: дождался, пока напишу, и сказал: «Ну ладно, мы оба немного погорячились, мир?» Так прямо и сказал. После чего лёг, немного поёрзал, чтобы, значит, не один, а сразу пять-десять абзацев. И всё. Мир.
Вернее — «Война и мир».
Ласково глажу мерзавца и, заискивающе щёлкнув по колокольчику на элегантном малиновом ремешке (дзинь-дзинь-звяк), осторожно перекладываю кота на диван. Восстанавливаю текст. Отправляю на распечатку, иду собираться.
Ладно, сумка готова. Смотрю на часы. Так, пора. Скорее одеться, взять документы, присесть на дорожку.
Спать, просто немыслимо хочется спать… И трудно понять, что больше влияет: ночная дорога или скомканный сон. Сон, которого фактически не было. Вообще, с самого начала всё пошло набекрень — и утренние сборы, и попытка выспаться перед дорогой, и отношения с женой. Это всё он! Он сломал мне день и, похоже, всю поездку. Дороги не будет — это уже очевидно. И не в приметах дело. Да, «посидеть на дорожку» действительно не удалось, но суть в другом. Он вывел из себя. Сломал настрой. Нагнал тревожных предчувствий, мистики, дурных мыслей. Он не идёт из головы; смутное, давящее, гнетущее чувство преследует с начала пути. Да и пустынная ночная дорога, окружённая зловещими пейзажами, подавляет, тревожит. Все мысли вокруг него: мы очень плохо расстались. И холодок воспоминаний вновь сдавил мятущуюся душу. Накатили мысли про то, как уходил я из дома…
…Я ведь уже почти собрался, когда на пороге комнаты обнаружил новый сюрприз. Письмо было разорвано в клочья. Розетка раскурочена, вывернута из стены и повисла на одном проводе. Помню, сжал кулаки, пошёл искать кота. Искал долго. Безрезультатно. Успокоиться… Нужно успокоиться. Я сел на краешек кресла и стал медленно растирать виски. Но покой не приходил. Внутри всё кипело. Голова… голова готова разорваться. Какая-то жилка возмущённо пульсировала в виске. И вдруг… Меня ошпарили. Меня внезапно ошпарили крутым кипятком, и вместо покоя — последовал взрыв. Рванул телефон и наорал в трубку: «Делай что хочешь, но этой твари чтобы в доме не было! Или он — или я!» Она растерялась, пыталась что-то переспрашивать, уточнять, но я всё больше распалялся и уже не кричал — вопил:
— Не было! Вернусь — чтоб не было! Поняла?!
Потом я долго искал ключи от машины. Еле нашел. В спальне, под кроватью. Затем — ключи от квартиры. Нашел. Под ванной, в самом углу. Во избежание новых сюрпризов, я таскал за собой дорожную сумку с собранными вещами. Проклятье! Да как же теперь ехать? Мне — в дорогу, а нервы ни к чёрту! Как ехать-то?!
«На дорожку» в этой нервотрёпке я, конечно же, не присел, а крепко удерживая связку ключей в сжатом кулаке, сразу рванул к двери. Кот с прижатыми ушами, стегая воздух хвостом, сидел там, подпирая собой дверь. Он… Он не позволял мне выйти. Я пытался отодвинуть его, но он, весь напружинившийся, упорно не уходил. Я попробовал ещё раз. И ещё. И ещё. Он подвывал… он как-то странно подвывал…
Знаете, как это обычно бывает? Как обычно бывает, когда спешишь? Делаешь всё второпях, не замечая деталей, не придавая им значения. Оно и понятно — цейтнот. Но подсознание — оно всё замечает, всё фиксирует. Вопрос в том, отдаст ли нам память это позже, потом, — или не отдаст уже никогда…
Я делал всё судорожно, наспех, не замечая деталей. А наверно — стоило задуматься, остановиться. Мне бы внимание обратить: кот какой-то не такой. Да, шалит; да, пытается диктовать условия. Но… шалит как-то не так. Да и шалит ли?