Млечный Путь, 2012 № 03 (3)
Шрифт:
Наконец, волокуша замерла. Юан чувствовал, как его ноги, ниже колен, нависли над пустотой, словно земля там резко уходила вниз. Направление ветра изменилось: теперь он дул оттуда, из этой ямы впереди, и стал тёплым, с каким-то затхлым привкусом. Свет вспыхнувшего факела осветил лицо тетона. Его губы вновь задвигались, слепые глаза смотрели сквозь Юана. Дикарь начал мерно раскачиваться, притоптывая ногой, шелестящие звуки становились всё громче, превращаясь в странное подобие песни. Юан понял, что это какой-то ритуал. Должно быть, сейчас его принесут в жертву.
Словно читая его мысли, тетон вдруг замолчал. Его губы разошлись в ухмылке, похожей
Тетон рывком сбросил с почтмейстера укрывавшую его шкуру, схватил за ноги и подтащил ближе к краю обрыва. Юан не сопротивлялся. Его кожу щекотал тёплый ветер. Вдруг он ощутил, как палец дикаря коснулся его груди, и вывел на коже какой-то узор. Интересно, что это? Напутствие? Проклятие? Что ждет его там, на дне? Пасть какой-нибудь мерзкой твари, одним своим видом способной свести с ума, или просто холодные, острые скалы?
Плевать. Поскорее бы всё это прекратилось.
Должно быть, тетон вновь прочитал его мысли. Человек с белым лицом, скрытый темнотой, толкнул его, и Юан полетел вниз.
Он всё же не сумел удержать в груди крик и завопил, несясь в потоках тёплых зловонных испарений к своей гибели. Он кричал, и этот крик заполнил всю Вселенную. Остался лишь вопль, а за ним пришло забытье. Юан не почувствовал, как в его кожу вонзились тучи невидимых игл, не услышал жуткого звона, не заметил, как тьма сменилась ослепительно ярким светом. И, конечно же, не слышал, как одноглазый эвтерпийский служащий, склонившись над ним, вопит в коммуникатор, требуя вызвать врачей, потому что эвтерпийский почтмейстер, пропавший больше месяца назад, только что вывалился из Потерны, и его сердце, похоже, ещё бьется.
Белизна стен, белья и оборудования, особенно яркая в свете лучей Аэды, неприятно резала глаза. Медсестра взглянула на него с этой мерзкой жалостью в глазах. У всех, кого он повидал после возвращения, во взгляде читалась жалость. Даже у офицеров Гарды, мягко и ненавязчиво расспросивших его о событиях в Тенебрии, тетонах, и яме-Потерне. Конечно, их можно было понять… Но Юану сейчас хотелось лишь безразличия. Чтобы все случившееся было забыто, и, выйдя из этой палаты, он встретил людей, поглощённых собственными проблемами. Людей, чьи взгляды лишь скользнут по нему и обратятся к чему-нибудь более интересному, как было всегда. Но не теперь. Теперь он Знаменитость. И, как говорят на Ирие, должен испить эту чашу до дна. А потом они с Тейрой будут просто жить, как прежде. Тейра… Она тоже смотрела на него с жалостью, но её жалость не вызывала у него отвращения. Лишь горечь и стыд за своё безрассудство. Бедняжка. Для него самого всё произошедшее на Тенебрии заняло несколько часов, не больше. А здесь прошел целый месяц, и она уже успела его похоронить и оплакать. Тейра заслуживала всех этих взглядов гораздо больше, чем он. Стыд нещадно жёг почтмейстера изнутри.
Но было еще кое-что, помимо стыда. Вопросы, на которые следовало получить ответы.
Дотянувшись до коммуникатора, он вызвал Ария, архивариуса Музея Колонизации.
— Почтмейстер! Рад видеть вас живым и почти здоровым! Как жаль, что всё это… — забормотал Арий с экрана устройства.
— Да, да, конечно, очень жаль, — оборвал его Юан, не дожидаясь появления жалости в противных глазах-бусинках архивариуса. —
Лицо Ария сразу изменилось. В глазах появился странный блеск.
— Простите, почтмейстер. Не могу. Нужно разрешение Патриарха.
Юан раскрыл рот от удивления: до сих пор он ни разу не слышал, чтобы члену Совета требовалось согласие Патриарха на доступ к какой-либо информации. К тому же этнографические материалы о местных аборигенах…
— Чёрт побери, Арий, я член Совета Колонии. А о тетонах есть глава в любом учебнике истории. Я просто хочу детальнее…
— Простите, невозможно, — вздохнув, повторил Арий, терпеливо, будто говорил с упрямым, капризным ребёнком. — Получите добро Патриарха — милости прошу. Но мой вам совет — лучше почитайте учебник истории.
Арий отключился прежде, чем к почтмейстеру вернулась способность говорить: он был возмущен подобной наглостью этого жалкого книжного червя. Юан решил немедленно вызвать Патриарха, но тот не смог сразу ответить, и почтмейстеру пришлось ожидать, наблюдая заставку на экране коммуникатора: охотники на джипах преследовали мобашей, несущихся к заходящему солнцу. Наконец седовласый старец удостоил его ответом. Патриарх, утопавший в клубах табачного дыма, глядел на почтмейстера, и в его стальных глазах жалости не наблюдалось. Подобные чувства нечасто гостили в сердце старика. Что ж, думал Юан, оно и к лучшему.
— Приветствую, почтмейстер, — прозвучал усиленный динамиком сиплый шепот.
— Господин Патриарх, я вызвал вас…
— Я знаю, в чём дело. Арий уже доложил мне. Я даю тебе допуск, — старик едва заметно кивнул. В его глазах мерцал тот же странный блеск, что и у архивиста минутой ранее.
— Спасибо… — ответил Юан.
— Я знаю, сынок, почему ты хочешь узнать о них больше. Они спасли тебя, хотя не должны были, и ты хочешь знать почему. Читай, и пусть это поможет тебе поскорее встать на ноги. Я прошу лишь об одном: ничто из прочитанного тобой не должно предаваться огласке, пока ты не посоветуешься со мной. Никому ни слова, даже Тейре. Хорошо, сынок?
Слово «сынок» Патриарх просипел с легким, почти неслышным нажимом.
— Конечно, — кивнул Юан.
— Вот и договорились. Скорейшего тебе выздоровления, — прошептал Патриарх, крылья пышных усов приподнялись в улыбке, и старик отключился. А коммуникатор тут же запищал: начали приходить высланные Арием документы: научные труды, доклады, свидетельства разведчиков-скаутов, охотников и Гарды, правительственная корреспонденция… И всё с пометкой «Секретно». Открыв первый из них: монографию под названием «Мифология и обряды тетонского этноса», Юан погрузился в чтение.
И быстро понял, что дела обстоят хуже, чем он думал поначалу. Гораздо хуже.
Спустя сутки Юан вышел на крыльцо больницы. Свет Аэды, отраженный снегом, был почти столь же ярким, как на Эвтерпе. От этого света у Юана даже закружилась голова, и, пошатываясь, он крепче сжал руку Тейры. Последствия голода, переохлаждения, и искаженного Перехода почти миновали после мощной терапии, лишь сломанная лодыжка ещё побаливала. Но внутри чёрным сгустком покоилось нечто, затмевающее все боли и болезни. Ведь их можно было излечить. Изгнать из тела. А то, что Юан прочёл, не покинет его память уже никогда. Он почувствовал почти физическую тяжесть этого нового знания, когда морозный ветер донёс до него сладковатый аромат табака.