Мне больше не стыдно быть собой
Шрифт:
Первый курс моего лечения был обозначен длиной в четыре недели. Российское здравоохранение и психиатрия девяностых оставляли желать лучшего. Я не знаю, чему учили тогда врачей – психиатров, но мне, ребенку, поставили страшный диагноз.
Шизофрения.
Вот что пишет доктор Виталий Тевелев, заведующий психиатрическим отделением клиники «Мацпен»: «Шизофрения – это тяжелое хроническое расстройство, которое обычно сопровождается визуальными и слуховыми галлюцинациями, замедленностью мышления и перепадами настроения. Лечение шизофрении длится в течение всей жизни пациента» 4 .
4
Источник: https://matzpen.ru/articles/shizofreniya/mify-o-shizofrenii/
Помню,
– Ну что, красавица. Знаю, что была у психолога. И знаю, что…
– У меня богатое воображение? – прервала я его.
Ну посудите сами, когда психолог показывает тебе картинки с каракулями, ты либо говоришь, на что они похожи, либо что это все ерунда, нарисованная красками. Я предпочла первый вариант. Поэтому совсем неудивительно, что Булочный сделал такой банальный вывод о нашей встрече с психологом.
В современном мире психотерапевты говорят о том, что если ты умеешь анализировать подобные картинки, то ты не можешь иметь диагноз, что мне поставили тогда. Мне вообще кажется, что как только я туда попала, мой мозг и психика снова стали моими союзниками, а сознание вернулось на обычный уровень адекватности. Но тогда я совсем не понимала, как объяснить врачам, что я здорова и в порядке. Да и препараты того времени не всегда позволяли сознанию разумно мыслить.
– Откуда знаешь? – мило улыбнулся Булочный и пристально посмотрел на меня.
Я смотрела в его небесно-голубые глаза – кстати, он был без очков – и чувствовала, что он знает, что мой диагноз звучит так: горе от ума. Я прямо уловила нотки сомнения, терзающие его, но он почему-то не хотел это обсуждать. Надо же было быть как все и не выделяться среди светил психиатрии, что научили его определять эти самые диагнозы. А ставить под сомнения их научные теории и факты он вряд ли бы захотел. Да и возраст уже не тот. Скоро на пенсию.
Схожие признаки моего поведения с этим достаточно серьезным, на мой взгляд, диагнозом действительно были. Но всего лишь отдельные его части. Если бы врачи тогда провели полноценное обследование моего состояния, то, быть может, и выявили причину происходящего. А не ставили похожие по симптоматике диагнозы. Но если бы да кабы, как говорится…
Я снова вспомнила, как до лечения я умела видеть некую человеческую глубину со стороны. Словно внутренний рентген-аппарат «высвечивал» мне истинные качества людей.
До лечения – это когда еще не было воздействия психотропных препаратов на мой мозг. После введения медикаментозной терапии у меня притупилось сознание, я вообще ничего не осознавала. Была ко всему безразлична и замкнута. Что воля, что неволя – все равно. Мое состояние можно было выразить одним словом – овощ.
Первая советская женщина-психоаналитик Сабина Шпильрейн, ученица Фрейда и Юнга, в 1904 году сама заболела «психотическим расстройством». После чего она стала изучать психоанализ и внесла весомый вклад в психиатрию. А в будущем стала психоаналитиком и выпустила несколько трудов, буквально перевернувших диагностику и лечение шизофрении. Хотя не ее, а Эйгена Блейлера принято считать автором такого диагноза.
Раньше психиатрические лечебницы в 90 % случаев лечили карательным способом. Если бы мой психиатр лечил меня, как Юнг Сабину 5 , то быстрее мне помог. Ведь именно ему, как рассказывает нам история, удалось уйти от карательных методов. «Лечение без любви невозможно»,– говорил Карл Юнг.
Ах, если бы так они и лечили! Ах, если бы!
На мой взгляд, советские (и не только) психиатры залечивали и, как следствие, калечили человеческий организм как на уровне физики, так и на уровне психики. Какая уж там любовь, скажу я вам!
5
Карл Юнг быстро поставил Сабине диагноз – психотическая истерия. И, посоветовавшись со своим учителем Зигмундом Фрейдом, решил опробовать новый метод лечения, основанный на доверии и поиске первопричины болезни.
После 8 месяцев лечения состояние Сабины практически пришло в норму. Это был настоящий прорыв в науке, подтвердивший эффективность нового метода – психоанализа. Фрейд и Юнг ликовали. Вот только последний к тому моменту испытывал ещe одно чувство – любовь к Сабине. И это было взаимно. Несмотря на то, что Юнг уже состоял в браке с другой женщиной, он не стал противиться и полностью растворился в запретных отношениях.
В данном контексте автор имеет ввиду, что если бы ее лечили не карательными методами, а через человеческое отношение, духовную близость, результат был бы другой.
Современная психиатрия тоже так считает: «Лекарства от шизофрении превращают человека в зомби. Это происходит, если пациенту прописывают лечение лекарствами первого поколения. «Галоперидол» и «Трифтазин» – это препараты времен советской карательной психиатрии. С одной стороны, они довольно эффективны – снимают психоз, и в некоторых случаях их прописывают даже в самых развитых странах. Проблема в том, что эти препараты вызывают огромное количество побочных эффектов. Они снижают активность, понижают настроение и могут серьезно повлиять на эмоциональное состояние человека» 6 , – рассуждает все тот же доктор Тевелев.
6
Источник: https://matzpen.ru/articles/shizofreniya/mify-o-shizofrenii/
Это сейчас психиатрия разделяется на детскую и взрослую. А в девяностые меня, ребенка, лечили карательными методами для взрослых.
Люди, которые лежали в подобных заведениях, особенно в период постсоветского развала, явно не из слабаков. При этом многие просто не выживали. Буквально. Я застала несколько таких смертей и чуть не умерла сама.
«Не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней» – не помню, кто это сказал, но мне пришлось поступить именно так. Иначе я бы не выжила.
***
То ли лекарства так подействовали на меня, то ли я просто смирилась с происходящим. Но через несколько дней стала осматриваться: что это за место, что за люди, где я на самом деле нахожусь.
Нас разделяли на два корпуса: женский и мужской. Меня окружало много металлических кроватей с пружинными сетками.
А вот люди были совершенно разные. От брошенной мужем страдалицы и неадекватных истеричных натур до дочки бизнесмена, что бесила его своими авантюрами. Многого я там насмотрелась. Быть может, общение с такими разными людьми и помогло мне выжить и не сломаться в этом кромешном аду. Кто знает.
Все, что окружало меня в пятнадцать, я запомню так, что стереть невозможно. Особенно тяжелые, покрытые ржавчиной советские решетки. Они были повсюду. Будто преследовали меня, куда бы я не посмотрела. Для меня эта больница была некой клеткой, куда меня зачем-то поместили, решив стереть с лица земли.
«Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой…» – тогда я часто вспоминала эти строки Пушкина.
Сама больница находилась далеко от нашего дома. В тех местах я раньше никогда не была. Оливкового цвета кирпичная обшарпанная трехэтажка стояла особняком, огороженная металлическим черным забором с большими воротами.