Мне нельзя тебя любить, оборотень
Шрифт:
Время потекло вокруг, неспешное и невозвратное. Почему-то вдруг подумалось, что все это, вокруг – такое привычное и прекрасное, не вечно. Как говорит мама, все течет и изменяется. Когда-то и мы уйдем в вечность, и поселения нашего не будет. А что придет взамен? Я приставила ладонь козырьком ко лбу, пытаясь разглядеть, что мелькает в воздухе над озером.
Огромные дома из камня, высокие, будто десяток наших один на другой поставили. Да куда там, несколько десятков! По широким дорогам коробки разноцветные бегают, на колесах, как у телег наших. И все сияет, переливается!
Моргнула, исчезло. Что это было? Сердечко забилось часто, как у перепуганной зверушки. Неужели… видение? Ведь никогда раньше ничего подобного! Да и с чего бы, я уж привыкла, что магия младшую дочь Маат не особо жалует, все это знают, не секрет.
Некстати вспомнился Феникс, который упорхнул с листов гримуара моей матери после того, как прочитала заклинание. Может, все-таки я не такая уж бездарность? Стрельнула глазками по сторонам, потом затаила дыхание и повела рукой, шепча слова чар, которые мне никогда не давались, хоть тресни, на уроках ведьмовства.
Ой. Замерла, глядя, как с кончиков пальцев сорвалась золотистая пыльца и, долетев до водной глади, превратилась в золотую рыбку. Вильнула вуалью шикарного хвоста и бульк, нырнула в озеро!
Получилось, надо же! У меня получилось!
– Красиво вышло, – прозвучавший рядом голос заставил меня подпрыгнуть.
Ой.
– Себастьян? – выдохнула облегченно.
И когда подкрасться-то успел!
С опозданием заметила, что подол задран, поспешно натянула его на ноги. А ведь он не только коленки, но и рыбку, мной сотворенную магией, видел!
– Не рассказывай никому, хорошо? – попросила тихо.
– Не буду. – Улыбнулся и сел рядом. – Денек сегодня прекрасный. Будь у меня та золотая рыбка, пожелал бы, чтобы все дни такими стали.
– И только-то? – я прищурилась.
– Но она же все равно ненастоящая была. – Глаза стали такими грустными, что мое сердце сжалось.
– Да, это называется морок. У тебя что-то случилось?
– Что у меня может случиться? – улыбнулся широко, но тоска из глаз никуда не делась.
Что ж, рассказывать не хочет, насильно доверять не заставишь.
Шум позади заставил нас одновременно повернуть головы. Мимо прошла Алана со сворой своих подпевал. Зыркнула в нашу сторону взглядом – будто каменюку швырнула, но ни словечка не сказала и ушла.
– Она не обижает вас? – Себастьян внимательно вгляделся в мое лицо.
– Теперь нет, как ни странно, – пожала плечами.
А и в самом деле, раньше прохода не давала, каждый день какую-нибудь новую пакость удумывала, змея, а теперь присмирела.
– Может, у нее совесть проснулась. – Предположила я. – Нельзя же вечно быть такой зловредной гадиной.
– Ну, это уж вряд ли, – оборотень так искренне расхохотался, что и сама от улыбки удержаться не смогла. – Сильвия, она просто завидует вам по-черному, вот и все. Так что держите ухо востро с ней, хорошо?
– Да из-за чего завидовать-то? – нахмурилась. – Она ведьма сильная, да и все девчонки с ней дружат. А я…
– А вы, – перебил парень, – просто не знаете, какая вы чудесная, маленькая чаровница!
Его глаза так сияли, что смутилась и отвела взгляд, пробормотав:
– Ага, волшебная на всю голову.
– Вы просто себя еще не знаете, – прошептал Себастьян, – моя золотая рыбка.
Глава 3. Золотое руно
Себастьян
– Так кто была та недавняя мамзель? – шепнул Кнес, орудуя рядом со мной лопатой. – Аган рассказал про твои амуры в городе!
Язык у него длинноват, смотрю, у нашего Агана! Укоротить надобно! Я со злостью вонзил лопату в землю по самый черенок и нажал на древко, вывернув наружу шмат пахучего чернозема. Непрошенное напоминание пробудило память и слишком уж сильной болью полоснуло по душе, заставив язвительно ответить:
– Какая разница, кто? У дамочки засвербило, я помог, делов-то.
– И что они в тебе находят? – друг завистливо глянул на меня. – Тощий ведь, как наша старушонка каурая! Только глазастый, да еще языком молоть умеешь!
– Языком не только молоть надо, – усмехнулся, продолжив копать.
– Не, фуу, – Кнес скривился. – Чтобы я туда языком? Да ни в жисть!
– А воду ты как пьешь? – не удержался я.
– А чего?
– Ну, коли брезгливый такой, так подумай, как воду-то озерную пить, в нее же рыбы испражняются.
– Ис… чего?
– Писают и какают они туда.
– Тьфу, ну зачем сказал, Себ? – парень скривился. – Теперь думать о том буду!
– Мальчики, заканчивайте, – моя мать подошла к нам с кувшином в руках. – Испейте водицы, работнички!
– Ох, тетя Сара, только не хватало! – Кнес покосился на кувшин, сплюнул и, махнув рукой, направился к дому.
– Что ты ему сказал? – мама отдала воду мне и покачала головой. – Знаешь ведь, что он такой чувствительный!
Ага, я поперхнулся водой, засмеявшись. Двухметровый детина с нежной душой! Когда переживает, не замечает, как подкову в дулькину фигу сжимает!
– А тебе все хиханьки, – мать укоризненно посмотрела в мое лицо. – Думаешь, прикроешь шуточками, что на душе у тебя муторно? – она погладила по щеке. – Вижу ведь, что сам не свой в последнее время, сынок.
– Ничего, матушка, пройдет, – перехватил ее руку и поцеловал. – Ну, коли этой грядки тебе хватит, сажай. А у меня еще дела есть.
– Знаю твои дела, неугомонный. Когда выберешь девушку хорошую, из наших, да женишься?
– Когда рак на горе попой свистнет! – отшутился и подошел к большой лохани во дворе, около которой чистые рубахи, приготовленные матерью, лежали. Стянул грязную и, фыркая, начал мыться в холодной воде. Но недобрые мысли не отпускали.