Мне тебя мало
Шрифт:
Дышит часто, сбивчиво, но взгляд не отводит. Зажмуривается, прижимает ладони к лицу и отчаянно рычит.
– Волков, ты меня бесишь! – толкает меня в грудь. – Почему именно ты?! За что мне это!
Как же знакомо.
– Ты не поверишь, малышка, я задаюсь тем же блядским вопросом.
Наши полные ярости гляделки прерывает звонок мобильного. Семи утра нет. Какому дебилу не спится?
Нехотя отрываю взгляд от личика бесящей девчонки и отхожу, чтобы ответить.
– Да, - гаркаю в трубку раздраженно, намереваясь высказать все что думаю по поводу столь ранних звонков.
Слышу
– Что? Какой контракт? Что не так сделала моя секретарь... ЧТО?!
Опешил. Поворачиваюсь и во все глаза смотрю на Миру. Последующая минута разговора кажется мне вечностью. Я киваю и соглашаюсь севшим голосом.
Отсоединяюсь и молчу. Горло вновь вжал спазм. А ладонь сжимает телефон так, словно хочет стереть его в пыль.
– Валерьянку?
– ехидно смотрит мне в глаза и ищет платье.
– Яду. Нам обоим. Ты только что попала на восемьсот тысяч долларов, - произношу вслух и не верю.
– Что?! Ты с дубу рухнул? Я каким боком?!
– Пакет документов, который я передал в четверг. Ты должна была собрать и отправить, и ты отправила. Но блядь, если бы ты интересовалась не только членами коллектива, но и работой, ты бы посмотрела хоть что и кому отправила. Ты перепутала двух поставщиков. И напортачила с цифрами в контракте. Теперь, милая моя, нам с тобой или как Ромео и Джульетте выпить яду и умереть, или выйти к ребятам и объяснить, что мы теперь банкроты. Выбирай.
Отхожу к окну и вдыхаю полную грудь воздуха. Голова кипит. Нужно звонить Серому, срочно. Мира допустила ошибку в его контракте, сначала нужно умаслить его и придумать, как мы можем исправить и загладить косяк, а потом будем разбираться со второй пострадавшей стороной.
– Я не могла перепутать цифры, после тебя я правки никогда не вношу, нечего сбрасывать на меня эти провалы. Я не вчерашняя, и не с такой акулой, как ты, работала. Голову включи, проверь изначально все бумаги, а потом разбрасывайся обвинениями. А что я делаю в законные перерывы на работе, тебя не касается, Волков. Зависть – плохое качество, особенно для мужика.
Уверенно надевает платье и смотрит на меня.
– Что стоишь, одевайся, будем проверять контракты, может там не всё так страшно, как ты рисуешь. Если нужно, лично пересплю с клиентом ради твоего контракта.
– Ноутбук на столе, открывай и проверяй, - бросаю, даже не глядя на неё. Последнее даже комментировать не собираюсь, одни хуи на уме, и ей я доверял серьезную работу. Это уму не постижимо. Я идиот. И то, что происходит со мной, я заслужил. Нехер думать членом и выбирать смазливую помощницу. Нехер слушать брата и выручать "даму в беде", которая сама тебя в такую беду затянет, что не рад будешь.
Подхожу к портфелю, достаю пакет документов. Достаю нужный контракт, листаю до цифер и подхожу к ноутбуку.
– Здесь триста тысяч, - смотрю на бумагу, поднимаю взгляд в документ с почты, который открыла она.
– У тебя восемьсот. Как удобно. Я у тебя превращаюсь в Матвея, когда тебе надо, тройка в восьмерку. Не проверяешь за мной? А на кой хер тебя наняли, чтоб две кнопки "прикрепить файл и отправить письмо" нажимать? Так я и сам могу. И без косяков, за которые
Я сжимаю листы в руке так, что режу бумагой кожу, но мне абсолютно похрен. Я пытаюсь сдержать себя, чтоб не придушить её сейчас.
– Прекрати истерику! Ну, убей меня! Легче станет? Если да, то вперёд. А если отпустило, давай решать эту проблему, ещё же ничего не подписано, это только сверка? Если тебе будет проще, сваливай всё на меня, скажи, что рукожоп, а я буду в ногах ползать и просить извинения.
– Мы серьезная компания, а не шарашкина контора, где твои сиськи и реснички исправят ситуацию. Ты уже угробила мою репутацию, которую я выстраивал годы. Мне доверяют, потому что я никогда не ошибаюсь.
Смотрю на нее и резко махаю рукой. Перед кем я распинаюсь. Ей все это что с гуся вода.
– Сгинь с моих глаз, - рычу, наконец, приняв решение.
– В понедельник в девять на своем рабочем месте, будешь исправлять свои ошибки. Понадобится в ногах ползать - будешь ползать. Теперь уходи и дай мне все исправить.
– Буду, с меня не убудет, за ошибки умею отвечать, сладкий.
Смеряет меня надменным взглядом и вылетает из номера, хлопнув дверью.
Все выходные я провел на телефоне, преимущественно извиняясь. Объясняя, что помощница новенькая и немножко косякнула. Очень страдает. Плачет и хочет всё исправить. Человеческий фактор, бывает такое. Андрей Михайлович слушал-слушал, потом дал-таки барское согласие на совместный ужин.
– Ты, я и помощница. Пусть приедет и посмотрит мне в глаза.
– Непременно.
Отсоединился и сцепил зубы. Только этого мне на хватало. Тут же звоню девчонке.
– Мы идем в ресторан с мужиком, которого ты почти кинула на солидные бабки, вечером в понедельник. Собирайся на работу, держа это во внимании, - выдал как на духу и отсоединился, чтоб не слушать возмущения. Она будет делать все, что я скажу.
Мира
Два дня голова словно чугунная. Я попала в такую передрягу, что врагу не пожелаешь. Опять быть рядом с тем, кого хочу просто растерзать за то, что сделал со мной уже дважды. Я не понимаю своё тело. Оно дуреет под его напором, его силой и желанием. Я получаю дикие оргазмы, таю, словно мороженое, и хочу ещё. Но на дух его, как мужчину не переношу. Это какое-то сумасшествие внутри меня. Я схожу с ума, медленно, но уверенно. Хочется убить, хочется вновь почувствовать его член в себе. И эти сильные ладони, они меня сводят с ума. Сильный нажим, кожа к коже. Трение, стоны, жар. Я два дня ощущала кожей все его поцелуи. Укусы и те синяки, что остались после его ласк, меня дико возбуждали.
Иду утром в офис, как на казнь. Я всё сделаю для того, чтобы реабилитироваться. И уволюсь окончательно к чертям собачьим. Мне нельзя работать на слишком ответственной работе, когда голова заняла совершенно другими мыслями.
– Во сколько ужин?
Вхожу в кабинет Волкова, он уже на рабочем месте, внимательно что-то вычитывает в бумагах, и не сразу поднимает голову. Я же стою на пороге и не решаюсь войти. Он бледный. Внутри меня что-то заныло.
– В шесть, - отвечает и снова опускает взгляд в бумаги. Вижу, что он сильно уставший. Даже презрения во взгляде не выдает.