Мнемозина, или Алиби троеженца
Шрифт:
– Капа права, – вздохнул я, взяв ее за руку и уводя с собой в спальню.
Мнемозина с Верой беспокойно переглянулись, но все же подчинились.
– Женщина должна говорить сама за себя, если она хочет остаться произведением искусства, – шепнула Капа, страстно целуя меня.
«Какое у нее худенькое тельце, почти как у ребенка», – подумал я, падая вместе с ней в постель.
Яркая вспышка страсти накрыла мой мозг, и я тут же овладел Капой.
Как многие искушенные мужчины я привык хоть чем-нибудь расплачиваться
Это было чудо из чудес, за одну только ночь я овладел Капой семь раз.
Она разожгла меня всем своим естеством, я загорался от одного ее прикосновения. А разве кто-нибудь и когда-нибудь сможет передать эти чувства словами?!
Самое красивое и таинственное совокупление ночью с любимой женщиной, где любая постель, угол становятся святыми и вечными как все умирающее, уходящее в темноту…
Люди хоть раз совокупившиеся по Любви живет по-новому таинственно-светло… От любого страха можно умереть, но только не от Любви…
От всего можно умереть, а от нее воскреснуть, воскреснуть – словно полететь…
Над землею, и над бездной… Этот неожиданный прилив и отлив всех земных сил, соединенном в одном проникновении в ее единственное и первозданное лоно…
Лоно, в котором бушевала энергия всех материков и островов, всех вулканов и гейзеров… Из которого изливалась вожделенная влага человеческого бессмертия, как и всей нашей смертной исступленности…
На острие которой мы с Капой вращались как два едино слитных существа…
О, как быстро пролетает ночь, и как быстро скудеем мы в своей первозданной красоте и безумной исступленности?!
Почти сразу после этой ночи Мнемозина с Верой затаили на Капу обиду с заметным оттенком ревнивой зависти и интимной заботы обо мне.
Порочное чувство, оно все время пытается забраться человеку вовнутрь, может, потому что там тепло и спокойно, и никакая гадость в голову не лезет, а она, гадость, чувствует себя там, как в раю, она не чувствует себя гадостью, ибо люди похожи на согрешивших богов, им стыдно, но их душа все-равно играет всеми красками, и они довольны собой даже в грехе!
– Мы все-таки можем просто целоваться, – заметила за завтраком Мнемозина.
– А вы не боитесь помять свой живот? – сверкнула глазами Капа.
– Пожалуйста, будьте нежнее друг к другу! – взмолился я и, встав из-за стола, поцеловал сначала в губы Капу, а потом Мнемозину.
– А почему ее ты поцеловал первой?! – никак не могла удержаться от ревности Мнемозина.
– А меня совсем не поцеловал! – огорченно вздохнула Вера.
Я подбежал к ней и поцеловал, но она все равно от обиды разревелась.
– Блин, эта молодая только разлад приносит в нашу семью! – рассердилась не на шутку Мнемозина.
– Я с ним сплю, а тебе завидно, да?! – стала гримасничать Капа.
– Ах, ты дрянь! – схватилась уже руками за тарелку с винегретом Мнемозина.
– Немедленно прекратить! – заорал я, и, поднявшись из-за стола, склонился над ними.
Они сразу же затихли, с любопытством поглядывая на меня.
– Какие же вы все-таки дуры, – вздохнул я, – неужели нельзя жить нормально, по-человечески?!
– Я и говорю, что нужно сделать графики, – всхлипнула все еще не успокоившаяся Вера.
– А не лучше ли тогда спать втроем, то есть вчетвером! – сказала Капа.
– Ага, чтобы он тебя трахал, а мы с Верой от бессонницы страдали! – усмехнулась Мнемозина.
– Да он бы вас попутно целовал, – радуясь собственным мыслям, улыбнулась Капа.
– Да нужны нам его поцелуи, если он в это время в тебя на большую глубину будет погружаться?! – съязвила Мнемозина.
– Что же вам тогда нужно-то?! – удивилась Капа.
– Нам нужны графики! – еще громче всхлипнула Вера.
Я от усталости сел за стол и закрыл глаза руками. Если б я только знал, в какой бардак превратится моя семья, черта с два бы тогда я стал троеженцем! Эх, мудрость, моя мудрость, и что с тобой мне делать?
Ведь мудрость бессильна в суете, как импатент в своих желаньях! Импатентов жалко, импатентом можешь стать и ты, иногда я и себя ощущаю импатентом, – мои женщины заговаривают меня своей глупостью…
И я позабываю, как бывает хорошо просто так, без всяких обязательств любить… Наверное, в этой забывчивости и прозябает весь наш мир, измеряя вокруг бессмысленное пространство, шаг вправо, шаг влево, и ты в Вечной Пустоте…
– Вы бабы – дуры, и вам нужен хозяин, а вы сами норовите всем управлять, – вздохнул я, и, отняв руки от глаз, устало поглядел на них.
– А чего ж ты тогда не управляешь нами?! – закричала Мнемозина.
– Слушай, ты только поспокойнее, а то тебе нервничать нельзя! – смягчился я.
– Вообще тебе, Ося, проще нами управлять, – согласилась с Мнемозиной Вера, – ты эту свою любовь распределяй так, чтобы никому обидно не было!
– А это как?! – растерялся я.
– Ты же у нас профессор, вот и думай, – улыбнулась Капа, и они все втроем встали из-за стола и быстро вышли из кухни, оставив меня одного
– Ты нас обрюхатил, тебе и думать! – выглянула из-за двери веселая Капа и опять скрылась.
Эх, Боже! И зачем ты, подражая очертаниям Вселенной, сделал мою голову круглой, может, чтобы я всю жизнь ходил по кругу и искал один и тот же ненужный ответ на ненужный вопрос?! И зачем мне все это?!
Неужели только для того, чтобы я искал какое-то подобие справедливости для трех молодых женщин, которые никак не могут поделить между собой одного мужчину, и даже не просто мужчину, а старика?! Глупость!