Мнемозина, или Алиби троеженца
Шрифт:
– А действительно за что?! – Филипп Филиппович изобразил глупое удивленное лицо, и со смехом вышел из курятника с другим мужчиной, который держал в руке пистолет, сразу захлопнув дверь курятника.
Я попытался ее открыть, но она была чем-то закрыта, тогда я окликнул Веру с Мнемозиной, а сам побежал в избу. В избе входная дверь тоже была чем-то снаружи заложена.
– Ой, горим! – закричала из своей комнаты Нонна Львовна, уже взявшая из кроватки девочку.
Я вбежал в ее комнату и увидел в окнах взлетающие вверх языки пламени.
– Что
– Берите вещи, деньги, одевайтесь! – крикнул я, а сам, набросив на себя теплую куртку, и схватив топор, бросился в курятник.
Через какую-то минуту мне удалось выломать дверь топором. Дверь была закрыта, вставленной в дужки замка монтировкой.
Я выбежал на двор и увидел отъезжающие от нас два черных джипа. Потом кинулся обратно в избу, и помог женщинам с девочкой быстро собраться и выйти из избы.
Потом вынес коляску, тепловую пушку, пооткрывал клетки с кроликами, открыл люк в загоне свиньям, и выбежал.
Мнемозина, Вера и Нонна Львовна стояли около коляски с нашей Нонночкой, и плакали. Я подошел и приобнял их.
– Ничего, самое главное, мы живы, – выдохнул я, и плача вместе с ними, и радуясь тому, что все мы живы. Слава Тебе, Господи!
Послышался треск, я оглянулся и увидел, как падает крыша нашего дома. Из деревни на своем УАЗе к нам уже подъехал фельдшер Игнатов.
Он тут же усадил женщин с ребенком на заднее сиденье УАЗа, а мне помог поймать несколько кур и кроликов, и посадить их в один большой ящик с крышкой, который мы поставили в машине сзади вместе с тепловой пушкой.
– Хороший был домишко, – сказал Игнатов и закурил вместе со мной. – Отчего загорелся-то?! – спросил он.
– Наверное, от проводки, – соврал я.
– Так вам же совсем недавно проводку мой кум менял?! – удивился Игнатов.
– А может от сигареты, – смущенно улыбнулся я.
– Ну, ладно, не буду тебе душу бередить, – сказал Игнатов, – поехали, пока у меня поживете-переночуете! Сейчас самогоночки глотнете, успокоитесь!
– А как же жена?! – спросил я.
(Я уже знал, что жена фельдшера Олега Сергеевича Игнатова Ирка не любила нашу семью, особенно меня, и распространяла о нас по деревне нелестные слухи).
– А х*й с ней, с женой! – сплюнул Олег Сергеевич, – знаешь, как говорят, страшно видится, а выпьется – слюбится! – и бросил сигарету, и мы все сели в УАЗик, и поехали.
– Кстати, а где ваша Капитолина?! Чай, не сгорела?! – всполошился Игнатов.
– Да, нет, она уехала с отцом, – вздохнул я.
– Да уж не папашка ли ее, *бать его кости, вас поджег-то, а?! Небось ох*ел и сразу же в амбицию полез?! – оживился Олег Сергеевич, и вскоре замолчал, встретив в нас тяжело повисшее молчание, в котором легко плескался только журчащий сладким ручейком голосок нашей маленькой и ничего не понимающей Нонночки.
Глава 23. Руский мат – источник вдохновения
Утро словно похмелье легло на мозги своей непомерной тяжестью. И все же, то, что мы были вместе, хотя и без Капы, как-то еще вселяло надежду.
К тому же у нас были деньги, без малого около трехсот тысяч евро, которые Мнемозина получила за то, что сдала все магазины и предприятия по изготовлению унитазов, доставшиеся ей от бывшего мужа, в лизинг, то есть в аренду с правом управления на три года.
Разумеется, Нонна Львовна ничего об этом не знала, и поэтому больше всех охала.
Но бросать ее мы не хотели, к тому же за последнее время привыкли к ней как к близкому и родному обществу. Надо было что-то делать, оставаться здесь слишком долго было опасно.
Люди Филиппа Филипповича могли сюда еще приехать, чтобы выяснить, что стало с нами, поэтому уединившись на некоторое время с Верой и Мнемозиной в полутемном хлеву Игнатова, где жила их Буренка, мы договорились между собой срочно выехать в Москву.
Чтобы ускорить процесс своего отъезда, мы решили договориться с Олегом Сергеевичем, что он нас довезет до Москвы за две тысячи рублей. Нонна Львовна совсем не понимала нашей спешки и злилась на такое расточительство.
– Вам бы только деньгами сорить! – говорила она, покусывая нижнюю губу.
– Нонна Львовна, подойдите ко мне, – попросила шепотом Мнемозина, и когда Нонна Львовна подошла к ней в угол комнаты, Мнемозина раскрыла перед ее глазами наш желтый саквояж, набитый деньгами.
– Банк ограбили! – ахнула Нонна Львовна, хватаясь руками за сердце.
– Да, нет же, это мое! – усмехнулась Мнемозина. – Мне это от бывшего муженька досталось, который сейчас в психушке лежит! А сейчас все это наше общее!
Услышав за дверью шаги Олега Сергеевича, Мнемозина тут же захлопнула саквояж.
– Ну, что решили в Москву возвращаться? – зашел к нам в комнату Олег Сергеевич.
Маленький щупленький Олег Сергеевич производил большой контраст по сравнению со своей женой Ириной, которая, невзирая на свою худобу, была на три головы выше мужа. Она работала дояркой в колхозе и довольно часто колотила Олега Сергеевича, когда он приходил домой с работы под хмельком.
– А вы бы не помогли, – обратилась к нему Нонна Львовна, – довезти нас?!
– А сколько дадите за проезд?! – сразу же прищурился Олег Сергеевич, хитро поглядывая на нас.
– Тысячу рублей, – быстро сказала Нонна Львовна, опередив меня с Мнемозиной.
– А вся ваша живность мне остается? – оживился Олег Сергеевич.
– А кому же еще! – улыбнулись мы вместе.
– Ну, тогда идет! – и Олег Сергеевич пожал мне крепко руку.
– Только ты, Олег Сергеевич вези нас тихо и осторожно, – поглядели на него с беспокойством Мнемозина.
– Не волнуйтесь, все будет путем! – обрадовался Олег Сергеевич. – Сейчас только к жене на ферму съезжу, предупрежу! А вы пока собирайтесь!