Мнемозина
Шрифт:
— Видел. На многих Ксения. Кажется, он ее очень любил, — поспешил я окатить Алису холодной водой, но не тут-то было.
— Да просто она не стеснялась позировать, времени то до фига свободного, — презрительно фыркнула она. — Ну и, чего скрывать, она красивая… была. Фея просто. Я бы очень хотела получить портрет от Глеба. Только простым смертным это не светит. Знаете, сколько стоят его работы?
Я не знал, и решил это выяснить. Картины, и впрямь, были хороши на мой любительский взгляд. Может быть, они чего-то стоили? Хотя вряд ли это имело какое-то отношение к смерти Ксении. Алиса пялилась на реку с глупым
— Что? — испуганно спросила она и захлопала ресницами.
— Простите. Я вот что хотел спросить… Три месяца назад Глеб представлял вас как свою девушку. Он расстался с Ксенией из-за вас?
Алиса побелела.
— Что за глупости? — выдавила она. — С чего бы он представлял меня как свою девушку? Да мы никогда… Что вы несете? Это бред! Бред!
— Бросьте, Алиса, вас свидетели видели, они с вами разговаривали, — поморщился я. — Я ведь вас не осуждаю, дело молодое. Глеб вполне мог оценить такую цельную натуру, как вы.
— Вы издеваетесь? — прошипела она.
— В мыслях не было. Меня сейчас очень интересует вопрос: знаете ли вы где сейчас Глеб?
— Понятия не имею, — резко ответила она. Я поднял вверх брови.
— Неужели? Как его девушка вы просто обязаны поддерживать с ним связь. А мне всего-то хочется у него кое-что уточнить.
— Представьте себе! И я не его девушка! — запальчиво воскликнула Ксения, а затем, прищурившись, спросила с подозрением: — А на кого вы вообще работаете? Кто вас нанял, чтобы задавать вопросы о Ксюхе и Глебе? Или вас только Глеб интересует?
Я развел руками.
— На этот вопрос я вам ответить не могу, клиент обязал меня не раскрывать секреты.
— Вот и идите вы со своими секретами на хрен, — разъярилась Алиса и поднялась. Я схватил ее за руку.
— Еще один вопрос: в день смерти Ксении вы были у нее дома?
— Нет, — зло ответила Алиса и вырвала руку. — Я вообще редко к ней заходила, разве что в особняк Рокотовых, давно еще, а во время каникул — никогда. В ее квартире я всего раз была, или два.
— А у Глеба?
— Отстаньте от меня, господин адвокат! — воскликнула Алиса. — Я уже сказала, что не приходила к Ксюхе. И у Глеба не была… И вообще… Мне пора.
Она ринулась к дверям, зацепилась за стул и опрокинула его, рассыпав содержимое сумочки по полу. Я бросился на помощь, незаметно сунув в сумку датчик слежения. Алиса вырвала сумку у меня из рук и побежала к дверям.
— Вы чай не допили, — крикнул я вслед, но она не оглянулась. Я допил кофе, оплатив по счету за него, а также за угощение Алисы. На блюдце осталось надкушенное пирожное, а чашка была испачкана темной помадой, похожей на грязь.
17
Мне еще нужно было забрать из офиса пакет с документами, чтобы выступить завтра на процессе. Дело было совершенно безнадежным, о чем я заблаговременно предупредил клиента, но того интересовало лишь как затянуть процесс, так что на утро меня ждали нудные тридцать-сорок минут в зале суда, где я бы в очередной раз представил суду завышенные требования разорившегося бизнесмена средней руки, не желающего платить штрафы за нарушения пожарной безопасности и загрязнения окружающей среды. Мне даже хотелось проиграть, поскольку год назад я взялся за это дело от безысходности, и теперь никак
— Ты перфекционист, Ванечка, — как-то ласково отругала меня Таня. — Зачем ты тянешь этот воз с камнями, которые тебе не пригодятся. Брось ты этого жлоба, пусть сам выкручивается.
Я только отмахивался, хотя понимал: Таня права, и это дело никак мне не поможет, ни морально, ни материально, и будет лучше, если завтра, вместо апелляции, я признаю доводы противной стороны, раз и навсегда закрыв эту страницу своей биографии. Но нутром я понимал, что не сделаю этого. Потому мне пришлось тащиться на другую сторону Москвы-реки, чтобы забрать портфель с документами. Позориться на заседании не хотелось, даже зная, что шансов нет.
По дороге я завяз в пробке и, поскольку делать было нечего, влез в сеть, попытавшись поискать в криминальной хронике сведения о убийствах молодых женщин, схожих с убийствами, совершаемых Чигиным. Журналисты охотно запугивали читателей страшилками, но нынешняя пресса никуда не годилась в сравнении со статьями прошлых лет, где шелкоперы, хоть и частенько привирали, но доносили до читателя нужную информацию. Сейчас все решали броские заголовки, порой нелепые, порой забавные, чаще — совершенно идиотские. Я просмотрел все, что нашел, но быстро понял, что в этом ворохе новостей из интернета отыскать нужную публикацию, все равно что искать иголку в стоге сена, особенно, если этой иголки там нет. Тем временем, пробка стала рассасываться. Я двинулся вперед, решив в очередной раз заглянуть к своему бывшему шефу и сообщить о появлении Чигина.
Мне не нравился звонок Чигина. Разумеется, он знал, что я не прекращу его поиски, но идти на такую откровенную игру до моего последнего дела он не решался. И хотя я не менял номер телефона, сомнительно, что он имелся в открытом доступе. Это для своих жертв Чигин был кровавым убийцей, в реальной жизни же он имел весьма ограниченные возможности. В совпадения мне не верилось. Кто-то должен был накачать его, чтобы маньяк захотел пообщаться со мной, подогрев интерес к делу Ксении Рокотовой.
За день кабинет прогрелся до такой степени, что я мгновенно вспотел. Я торопливо открыл окна, впустив в душное марево струю свежего воздуха. Дверь оставалась открытой, чтобы комната скорее проветрилась, и потому я, копаясь в шкафу с бумагами, не сразу понял, что в кабинете уже не один.
Гостями оказались мои недавние преследователи. Костюмы в душном помещении мгновенно прилипли к их внушительным мускулам, превратив мужчин в сосиски в кожуре. Я был несколько раздосадован: не тем, что они вот так запросто вошли ко мне в офис, а тем, что совершенно не подумал о собственной безопасности. Если два этих громилы без труда застали меня врасплох, Чигин тоже сделает это. Пауза затягивалась, пока один из них, у кого на лице было чуть больше интеллекта, не выступил вперед.
— Как жизнь? — поинтересовался он. Второй двинулся по комнате, с интересом разглядывая стоящие на полках разноцветные гроссбухи, словно ожидая увидеть в них знакомые буквы. Улыбочка на его лице не предвещала ничего хорошего. Он подошел к столу и взял с него рамочку с фотографией моей семьи и показал второму, как нечто забавное. Видимо, в детстве оба моих посетителя были задирами и уже предвкушали потеху.