Мнемозина
Шрифт:
— Пока отлично, — ответил я.
Главный, с признаками интеллекта на лице, кивнул с таким видом, словно услышал нечто исполненное глубокого смысла, с чем он был целиком и полностью согласен.
— Я бы предложил вам кофе, но моя секретарша в отпуске. Потому просто спрошу, чего вам надо, господа хорошие? — спросил я и сделал широкий жест на диванчик. — Может, присядете?
Оба помотали головой, а главный сделал шаг вперед.
— Не суйся куда тебя не просят, — изрек он. — Серьезные люди не хотят, чтобы ты лез к ним со своими вшивыми расспросами об их детях.
Я слабо улыбнулся. Теперь их наниматель был ясен. Но я предпочел
— Кого конкретно вы имеете в виду?
— Ты дурачка-то из себя не строй, — скривился громила. — Ты, может, меня и не помнишь, а я вот тебя знаю, и знаю, что ты из себя представляешь. Так что я тебе еще раз говорю: не суйся к Макаровым.
— Спасибо за совет, — я собирался обойти громилу и предложить им убраться, но его приятель толкнул меня назад к столу пятерней размером с лопату.
— Это был не совет, — возразил главный и указал большим пальцем на дружка. — И чтоб тебе стало понятнее, мы тебя слегка покалечим. Жить останешься, а вот на пианино играть — вряд ли.
Второй неопределенно ухмыльнулся. На нем эволюция явно отдыхала, раз тупая шутка про пианино ему понравилась.
— Какая неприятность, — вздохнул я. — Только я — арфист.
По всем статьям мне не светило узнать реакцию на свой ответ, потому что второй убрал с лица дурацкую ухмылку и ринулся мимо главного ко мне с недвусмысленным намерением схватить за горло. Для своей комплекции он сделал быстрый выпад, но все же оказался недостаточно проворным. Я вскинул ногу и двинул его каблуком в левое колено. Послышался характерный хруст. Громила словно споткнулся, скривившись от боли, а затем вильнул в сторону и осел.
Главный бросился на помощь приятелю. Махать руками он был горазд, а вот скорости ему не хватало, да и драться в костюме, сковывающем движения, было не с руки, и, если бы не теснота кабинета, я бы загонял его, но мне пришлось несладко и пару раз серьезно прилетело по почкам, а потом мне серьезно прилетело в челюсть. Теперь я уже почти не нападал, а лишь защищался, закрываясь локтями, но в дело вмешался второй, и тогда мои шансы оказались почти нулевыми.
Меня измолотили, как боксерскую грушу и бросили на пол, пока я харкал кровью и выплевывал ее на линолеум.
— Мы тебя предупредили, — сплюнув, сказал главный. — В следующий раз мы такими добренькими не будем. Окажешься рядом с Макаровыми, кабзда тебе, усек?
Они расценили мое мычание, как согласие. На самом деле я желал им сдохнуть. Кровь на полу напомнила мне другую ночь, когда в моем доме появился Андрей Чигин с ножом в руках. Теперь меня так же мутило, а красный отсвет в глазах очень походил на пламя. Фото Лены и Артема валялось на полу, засыпанное битым стеклом, и я протянул к ним руку, коснувшись окровавленными пальцами любимые бумажные лица.
17/1
Моему сыну в следующем году исполнилось бы семь.
Я стал слышать мертвецов. Тогда, после случившегося… Не знаю, что сломалось в моей голове. Может, я так отчаянно хотел извиниться.
Андрей Александрович Чигин, 1976 года рождения, не женат, военнообязанный, под наблюдением психиатра не состоял. Наркотики не употреблял. Почти не пил. Родственников не имеет. Оказался в детском доме вместе с сестрой после смерти родителей, запойных алкоголиков. Работал путейцем на железной дороге, затем перешел в торговые агенты, ездил по городу на старой машине, предлагал товары народного потребления.
В своих поездках он высматривал жертву, каждый раз новую. В общей сложности, Чигин убил шесть женщин, включая мою жену Елену. Таня Алдонина была предпоследней, на кого он напал, и умудрилась выжить.
Мой бывший шеф, который повидал на своем веку всякое, так и не смог объяснить, чему руководствовался Чигин, выбирая очередную жертву. Все они были разными, не похожими друг на друга: блондинки, брюнетки, средних лет и совсем молодые. Что заставляло переключать тот тумблер в его мозгах? Я задал этот вопрос Чигину, когда пришел к нему в психушку, и услышал только издевательский хохот. Думаю, он просто не видел в них людей, и потому страдания для этой мрази, покрытой багровыми шрамами от угрей, ничего не значили. В его темном мире существовал только он.
Я вспоминал разговор с Базаровым, после того, как он вытащил меня из очередного запоя, когда я, мятый, раздавленный, валялся дома перед телевизором, смотрел всякую муть, от дурацких концертов, до мультфильмов. Шеф заставил меня подняться, чуть ли не пинком отправил в душ, и терпеливо ждал, пока я, злой, с красными от спиртного глазами, одеваюсь в самое чистое из того, что нашлось дома. Мы зашли в пивную, где взяли по бутылке пива и какую-то рыбу, сухую, колючую. Я грыз рыбу, не чувствуя вкуса. Базаров сделал пару глотков, провел пальцем по запотевшей бутылке, оставляя на стекле четкую дорожку.
— Вчера смотрел выступление нашего министра здравоохранения, — с отвращением произнес он. По-моему, он окончательно свихнулся. Между делом он говорил о серийных убийцах, делая прогнозы, что с ними делать.
— И что же он предлагает с ними делать?
— Сказал бы что, да не хочу выражаться. По его мнению, их можно вылечить. Взрослый, твою мать, пожилой человек! Вылечить! Маньяка! На Запад все оглядываются, гуманисты хреновы! А вдруг на нас там не так посмотрят или, чего доброго осудят за то, что мы пустили пулю в башку волку, зарезавшему шесть женщин. Ты в курсе, сколько народу у нас ежегодно убивают серийные убийцы? А циферки страшные, между прочим. Это почти десять человек в день. И это не по Москве, Ванька! Это по всей стране! Только всем плевать, мы же не хотим сеять панику, да? Только когда у нас на районе появляется очередной Чикатило начинаем орать и махать руками: ату его! А все остальные, Вань? Те, кто режет людей тихой сапой и не попадается?
Он жадно отхлебнул из бутылки, косо поглядел на притулившегося за соседним столиком забулдыгу и продолжил:
— Сейчас только в Москве таких убийц — не меньше двухсот. Не меньше, Вань! А, может больше! При этом восемь из десяти — москвичи или славяне, и только двое — приезжие из других стран, и еще — что самое ужасное — двоих из десяти никогда, слышишь? Никогда не возьмут с поличным, потому что эти твари хитрые! В мое время было проще, а сейчас они насмотрелись фильмов, начитались книг, и их хрен выловишь! Знаешь, кто они? Большая часть — забитые, задерганные мужики, убогие задроты, которые не могут себя реализовать в жизни и вымещают бешенство на слабых. Забудь о Ганнибале Лекторе и всех киношных красавцев. Девять десятых этих ублюдков — уроды, которым не даст ни одна баба. И никто на них не подумает, именно потому что они — убожества. Мы сами плодим их. Мы превратили убийство в товар, и они откладывают в нас личинки и жрут изнутри, как трупные мухи…