Мнемозина
Шрифт:
Здесь было гораздо светлее. Перекрытия между этажами оказались полностью разрушены, сверху падал свет, компенсирующий недостаток освещения из-за заколоченных жестью окон. Когда-то здесь было что-то вроде мастерской, поскольку по углам еще сохранились остатки машин, чье предназначение осталось для меня тайной, а также металлические шкафчики с покореженными или частично отсутствующими дверцами, расписанными из баллончиков непристойностями, прочитать которые не позволял полумрак. Посреди помещения, на кривом железном стуле, сидела Таня, с вспухшим, разбитым лицом, связанными за спиной руками. Один ее глаз полностью закрылся,
Я оглядел коридор за собой. Никто не пытался напасть сзади. Взгляд Тани стал умоляющим, она слабо замычала. Не упуская ее из виду, я осторожно огляделся по сторонам, иногда бросая на подругу вопрошающие взгляды, но Татьяна, видимо, понятия не имела где Чигин. Я сделал шаг вперед, и тут же из темного провала двери напротив выдвинулся ствол ружья. Я вскинул пистолет, готовый выстрелить в любой момент.
— Опусти ствол, Стахов, или ей кердык, — прошелестел из тьмы омерзительный голос. Я не двигался. Из мрака выдвинулась рука, сжимающая пульт с двумя кнопками. Я мог бы выстрелить, но у меня не было никакой гарантии, что он не успеет надавить на пуск, и тогда несколько центнеров железа размажут Таню по полу.
— Стахов, я успею и нажать, и выстрелить. Брось пистолет!
Я наклонился и без стука положил оружие на пол. Таня тихо простонала.
— А теперь пни его ко мне.
Я толкнул пистолет, глядя, как тот отлетел на несколько метров, остановившись где-то на полпути между мной и стулом, на котором сидела подруга. Только после этого Чигин вышел из тени, улыбаясь, словно Джокер. Впервые за пару лет я увидел его лицо.
Ему вставили зубы, раньше половины не хватало, и сейчас он скалился, обнажая желеные акульи клыки. Черты его лица еще больше заострились, а кожа, изъеденная оспой, стала еще хуже, напоминая лунный кратер. Только глаза сверкали, словно нефть. Привыкнув к полумраку, я смог разглядеть, что предельно расширенные зрачки почти съели радужку, высасывая остатки солнечного света из темной комнаты. Чигин подошел к Татьяне и провел стволом ружья по ее шее. Таня дернулась и попыталась отстраниться. Длинный провод волочился за ним, мешая двигаться свободнее.
— Мое недоделанное творение, — ласково промурлыкал Чигин. — Всегда хотелось повторить. И ты, Стахов, тоже один из моих. Знаешь, если прийти в гости и попробовать тридцать блюд, запомнишь только то, что успел лишь откусить. Вас я откусил и не распробовал. Но сегодня, кажется, наемся.
— Она здесь ни при чем, — зло сказал я. Чигин хихикнул.
— Она всегда была при чем. Я столько лет хотел навестить Танечку. Но опасался. Она кусается, ты знаешь? В прошлый раз она мне руку прокусила до кости, потому и убежала, но я успел ее пометить, как надкусанный кусочек хлебца. Теперь все знают, что она — моя. И ты — мой. Меня ждет чудный бутербродик, стейк с кровушкой.
Он оказался полностью на свету, и я жадно оглядел его. Невероятная худоба не скрывала жилистых рук. Оба курка его двустволки были взведены, и он, не задумываясь, бы пустил ее в ход. Я торопливо прощупывал варианты, отбрасывая один за другим. Больше всего ситуацию осложняло, что между нами сидела Таня, а он ходил вокруг, не позволяя преграде остаться позади.
— Приятно быть на побегушках у богача? — ядовито спросил я. — Рокотов рассказал, что ты убивал для него.
Чигин развел руки в стороны, в отвратительной пародии на Христа.
— Каюсь, каюсь. Но это было увлекательно. Раньше я убивал только тех, кого хотел, а теперь мне давали задание. Это больше походило на охоту за редким зверем. Конечно, мне хотелось других лиц в своей коллекции, но и это приносило удовлетворение. Надо же было отплатить своему благодетелю за доброту.
— Что тебе обещал Рокотов? — резко спросил я. Чигин изумленно вскинул брови и рассмеялся.
— Господи, да что он мне мог еще пообещать? Тебя, конечно, на блюдечке. Я столько времени хотел подобраться к тебе поближе, но это было слишком рискованно. Но теперь все совсем по-другому.
— Ты знаешь, что он много лет насиловал твою дочь? А потом убил ее.
Взгляд Чигина заволокло мутноватой пленкой. Он оскалился в странной плотоядной улыбке, и постучал стволом по плечу Тани, от чего она издала хриплый всхлип.
— Ну, теперь знаю. Кино, которое вы показали мне вместе с подружкой, оказалось очень увлекательным. Наверное, ты ждешь от меня каких-то сопливых истерик, Стахов? Жаль тебя разочаровывать, но их не будет. Я Ксению совершенно не знал. Глупо ждать, что я потеряю голову из-за ее смерти.
— Ты спустишь Рокотову с рук ее убийство? — позволил себе удивиться я, стараясь его разговорить, чтобы он потерял бдительность в тот момент, когда я дотянусь до пистолета. Чигин расхохотался. Его железные зубы блеснули во тьме.
— Разве я это говорил? Мы — монстры, Стахов, и я, и он. А монстрам чужда ваша мораль. Моя плоть и кровь не взывают к отмщению, пепел Клааса не бьется о грудь. Но когда я покончу с тобой, то вернусь к Рокотову и вырежу его сердце, потому что никому не позволено безнаказанно делать со мной то, что захочется. И меня очень огорчает, что ты слегка поломал мне игру своим фильмом, ограничив во времени. Как бы не смылся за границу Олежка от скандала подальше.
Чигин хихикнул. Пока он говорил, в комнате стало заметно темнее, так как солнце уже почти село. Я едва заметно сдвинулся в сторону, косясь на пистолет, валяющийся на полу, и, видимо, слишком поторопился, поскольку Чигин это заметил.
— Даже не думай, — он поднял ружье. — И вообще не суетись. Ждать недолго.
Он подошел к Татьяне и, наклонившись, лизнул ее в изуродованную щеку. Татьяна вскрикнула и зажмурилась, а Чигин рассмеялся. Я сделал шаг вперед и остановился, когда ружье уставилось мне прямо в грудь. Меня поражало, как ему хватает сил держать его одной рукой, не выпуская из другой пульт.
— Не люблю стрелять, — пожаловался Чигин. — Нож — это моя третья рука. Это такое наслаждение, резать кожу. Она тонкая, ты знал, насколько она тонкая? И как важно не перерезать артерии сразу, иначе агония будет быстрой, без всякого удовольствия. Но у меня нет выхода. После того, как я вас убью, и разделаюсь с Рокотовым, то исчезну, залягу на дно где-нибудь подальше от Москвы, и меня никто не найдет. Выжду годик-другой, а потом начну заново.
— Ты не сможешь столько ждать, — сказал я. — Ты себя выдашь. Рано или поздно тебя остановят.