Шрифт:
Многоглазая бездна
Глава 1
Атифис никогда не был мирным и спокойным городом, во всяком случае, об этом знали люди, чьей работой было обеспечивать этот самый мир и безопасность. Они понимали и знали, что город болен неизлечимой болезнью, главным симптомом которой были убийства, совершаемы повсеместно совершенно нормальными и полностью адекватными людьми. И эта болезнь, эпидемия распространялась, заражая с каждым годом все больше и больше людей, что, поддаваясь ей, теряли себя в переплетениях паутины засасывающего их города.
Человек, сидящий в удобном кресле и в теплом, сухом кабинете, знал о болезни, наверное, больше всех. Он был своего рода доктором, который изучает ее и борется с болезнью
Этой бумажной волокитой Асмер занимался вот уже два года, после того, как его назначили на главную должность отдела расследований полиции Атифиса. Уже на вторую неделю вступления в силу приказа о его назначении, он возненавидел эту работу, с теплом вспоминая те дни, когда сам выезжал на пропахшие смертью квартиры и улицы. Он бы с великой радостью вернулся бы к старой работе и отказался бы от должности, но комиссар попросту не дал бы ему. У главы полиции Атифиса был сложный, невыносимый характер, который превращал любой спор с ним в ультиматум: Либо работай так, либо вали из моего участка, а так как ничего другого Асмер не умел, приходилось мириться со своей судьбой.
Зазвонил телефон. Асмер неохотно оторвался от своих мыслей, взглянул на дребезжащую трубку и со вздохом протянул к ней руку. В это дневное время ему звонили в основном его подчиненные, чтобы доложить о ходе расследований. И каково было удивление Асмера, когда он услышал встревоженный и как всегда недовольный голос комиссара:
– Аустервиц, Улица пророка Иекорилла, 42. Срочно поднимай задницу и тащи ее сюда.
– А что случи… – Асмер не успел договорить, как в трубке раздался громкий щелчок, и зазвучали гудки.
Погода сегодня оставляла желать лучшего. Как только Асмер вышел из участка, то сразу почувствовал на себе всю мощь и силу шквалистого ветра, под дуновениями которого сминались деревья, и опавшая с них листва носилась по улице, шурша и вздымаясь вверх на десятки метров. На ногах было трудно держаться, и с трудом переставляя ноги и держа руками плащ и шляпу, Асмер ковылял к машине, чтобы укрыться от ветра внутри металлического корпуса. Когда он, наконец, добрался до стольспасительного для него в этот момент укрытия, ветер стал сильнее, казалось, теперь он может перевернуть многотонный автомобиль вместе с сидящим на водительском сиденье человеком.
Но, к счастью, стихии это оказалось не по силам, и Асмер спокойно выехал на большую дорогу, где благополучно попал в затор.
Лошади и мулы недовольно ржали, склонив головы по ветру, а извозчики, погоняющие их кнутами, казалось, совсем не замечали, что их повозки и кареты слегка кренятся при каждом дуновении. Само собой, их волновало немного другое – заказы и клиенты, которые могут опоздать или вовсе не доехать.
Асмер вздрогнул. Погруженный в раздумья, он не заметил, как ряд впереди пришел в движение. Проехав несколько сотен метров, Асмер увидел причину затора: на дороге лежал трамвай, сошедший с рельс, а возле него, недалеко от лобового стекла лежало тело его водителя, чьи кишки вывалились наружу из вспоротого железной трубой живота, а содержимое головы лежало в двух метрах от переломанного тела. Трамвай лежал с правой стороны дороги, так что, окруженный полицейской лентой, он занимал чуть больше ее половины, и, как следствие, два встречных потока не могли проехать одновременно, что и создавало затор на проезжей части.
– Да уж, ну и разворотило эту консервную банку. – Раздался голос морщинистого старика, держащего в руках поводья, который так же, как и Асмер, стоя в пробке, смотрел на искореженную обшивку трамвая. – Никогда мне не нравились эти штуки, уж больно какие-то противоестественные. Так же, как и ваш автомобиль, правда ведь? Должно быть вы важная шишка, коли ездите на таком.
Асмер встрепенулся. Старик обращался к нему и не очень дружелюбно.
– Не такая уж и важная. А что касается всех этих автомобилей и трамваев, вы ошибаетесь. Как раз таки все это более чем естественно. Это прогресс, эволюция, и все это гораздо лучше и полезней, нежели вся эта ваша стагнация, коей вы так дорожите. Просто примите как факт: все развивается, и каждый человек должен сам определить для себя – развиваться тоже или остаться позади.
– Красиво говоришь. Но, думаю, вряд ли, когда с улиц уйдут копыта, а выйдут колеса и приводы, ваш этот прославленный прогресс принесет счастье в этот мир, которому станет нечем дышать от копоти и газа. Когда голубое и ясное небо затянет черная дымка смога и пепла. – Сказал старик, потянув за поводья.
Асмеру нечего было сказать удаляющемуся от него старику. Он лишь моча смотрел ему вслед, а затем повернул голову в сторону дымящих за водной гладью труб фабрик и заводов, над которыми клубились плотные тучи смога, завесой отделяющие землю от неба.
Сначала ничего не предвещало беды.
Церковь разума(на языке святых Cerebrum) в один из обычных, ничем не примечательных дней из жизни Атифиса, примерно двести лет назад, представила общественности чудо – энергию, получаемую из магнита и проволоки. После этого город преобразился: каждый дом, каждая улица загорелись электрическим светом, способным разогнать самый темный мрак. Но Cerebrum на этом не остановилась, придумывая все более и более фантастические для умов горожан штуки, полностью переворачивающие с ног на голову мир Атифиса. При этом повсеместно строились заводы, из чьих недр струился черный, ужасно пахнущий дым, который люди не могли не воспринимать отрицательно, как не могли отрицательно не воспринимать и то, что на дорогах появились автомобили и трамваи, постепенно вытесняющие повозки и экипажи. Конечно, это не нравилось не всем, в целом горожане были довольны, ведь общественный транспорт был гораздо удобнее и дешевле извозчиков, но люди, всю свои жизнь державшие в руках поводья, так не думали. Компании перевозчики были так же недовольны, ведь их рынок постепенно захватывала церковь Разума и подчиняющиеся ей компании, отнимающие у людей рабочие места, взамен предлагая работу на дурно пахнущих заводах, на которых рабочие умирали от яда, пропитавшего воздух. Так что неудивительно, что в народе возрастало недовольство. И гной этого недовольство, как казалось Асмеру, скоро должен был выплеснуться из гнойника и запачкать Атифис всей этой мерзостью. А между тем, заводы и фабрики росли, как грибы после дождя, а люди, лишенные работы, шли работать на них, чтобы хоть как-то прокормить семьи.
Но пока этого не происходило, а люди ограничивались лишь обсуждением того, что им не нравится в кабаках или за бутылками мутно-белой жидкости, от которой все проблемы отходили куда-то на второй план, начинали казаться не такими уж и важными.
Улица, которую назвал комиссар, располагалась в старейшем районе Атифиса, где три собора трех главных церквей, огромными горами возвышались над всем городом. Здесь все выглядело невероятно величественно. Статуи, барельефы на домах, вылитые из черного железа различных форм и видов фонари и заборы, огромные зеленые аллеи и сады с диковинными цветами – все это придавало широким светлым улицам непередаваемый шарм и обаяние, и, смотря на все это, на всю эту красоту и изобилие роскоши, хотелось остаться здесь на всегда, вечно гуляя по средь произведений искусства. Даже дома в старом Атифисе выглядели как нечто волшебное, нечто такое, чего в обычной, местами серой и повсдневной рутине человека не может быть. Дело в том, что раньше это были особняки богатейших жителей города, но после того, как многие из них погибли или обанкротились, было решено не оставлять их дома пустовать, а извлечь из этой ситуации максимальную пользу. Поэтому большинство особняков превратились в многоквартирные дома и были отданы во владение людей, занимающих высокое положение в обществе. Конечно, и здесь строились новые, по-своему тоже великолепные дома, но все же неспособные сравниться с огромными особняками из камня и бетона.