Многогранник

Всё достало. Прочь! Бежать – куда, зачем, как?.. Есть дача в Мещере – клочок земли, сарай и ржавая рабица забора – поезжай, запрись и пиши! Утром сосед Серёга принесет молоко. Парное, сладкое, как твои галлюцинации о смысле жизни. Радуйся! Что медлишь?..

Э-э… как просто: сел в машину, втопил педаль газа и под вечер забылся в бревенчатом пятистенке, слизывая с окошка медовое варево заходящего солнца.

Нет! Не получается безинтернетная амброзия – давят обстоятельства-крохоборы, понуждают всё разложить по полочкам, отчитаться, так сказать, перед внешними раздражителями. А я не хочу отчитываться! Хочу подсесть к струганой столешнице, нарезать лучок и давить «по единой» [1] купленную в сельпо дорогую (значит, не паленую!) водку. А поутру пить Серёгино молоко и строить планы на жизнь, полагая, что когда-нибудь я вернусь в городскую среду и буду вынужден вновь тыркаться, сопутствуя всем случайностям этого мира…

…пока не вспомню про спасительный клочок земли да подгнивший сарай, дырявый как решето, да ржавую, обвислую до земли рабицу, отделившую от вертлявой житейской фантасмагории всё то, что я, оскопленный обстоятельствами лицедей, пытаюсь записать вопреки наслаждениям этого мира.

Как отличить в толпе одинаково одетых людей художника или, к примеру, музыканта?..

Очень просто! Обратите внимание на пальцы. Пальцы художников и музыкантов находятся в постоянном движении. Причем, если «пальцеводитель» беспокойно оглядывается и что-то всё время ищет глазами – он определенно музыкант. Человек, привыкший играть на каком-нибудь инструменте, в отсутствие клавиш, струн или барабанных бочек подобен рыбе, выброшенной волной на берег. Он станет непременно пучить глаза и искать какой-либо музыкальный инструмент. Обнаружив, к примеру, висящую на стене гитару или фрагмент фортепианной клавиатуры в окне соседнего дома, музыкант начнет невольно отклоняться от вертикали в сторону инструмента, пока прилюдно не потеряет равновесие и, шагнув в сторону, не наступит кому-нибудь на ногу и, не дай бог, на больную мозоль.

Если же человек перебирает пальцами, будто теребит в ладони кисть или мастихин, и при этом подолгу вглядывается в одну определенную точку (сверлит глазами), он – художник! Только художник может часами всматриваться в пару яблок на простенькой невзрачной скатерти, при этом взволнованно и учащенно дышать, ни разу не понюхав, не помяв в руке и даже не надкусив

Вывод № 1. Художество уберегает нас от поспешных и трудно исправимых впоследствии чувственных падений. Недаром над нами до сих пор, как Дамоклов меч, висит на «конском волосе» чувственных пристрастий первородный грех, совершенный славным прародителем рода человеческого. Совершенный только потому, что Адам не был художником! Имей он видение прекрасного, сравнимое хотя бы с ощущением красоты Сезанна, современному человеку жилось бы гораздо лучше, и сатана, враг рода человеческого, не мог бы так легко к нам подступиться. Не то что ныне…

Поэтому будем внимательны друг к другу! Если человек складывает на груди ладони, как говорят, «домиком» – он бандит, строитель, инженер или ученый. Первый просто крышует любую подходящую для этого ситуацию. Трое остальных (особенно это касается деятелей науки) привыкли создавать некие конструкции из материалов и мыслей. Плоды созидательных усилий требуют защиты от внешних обстоятельств (землетрясений, паводков и проч.), но главное – от тех, кого представляет первая профессия из упомянутых в списке.

Да мало ли внешних особенностей, по которым можно определить человеческую принадлежность! В конце концов, излишняя криминалистика весьма искусительна для литературного текста. Она срывает с произведения покров тайны. Мы проглатываем авторскую речь строфами с единственным желанием понять – who is who. Достоинством текста становится простота изложения и отсутствие лирических отступлений, отвлекающих и тормозящих бег читательского внимания. Разве это дело? Хоть один человек может процитировать сэра Артура Игнатиуса Конан Дойла на предмет: «Как это здорово сказано!» Зато все мы прекрасно помним с дюжину, а то и больше, самых невероятных расследований гениального Шерлока Холмса.

Вернемся к литературе и не станем поверять алгеброй гармонию! В Слове заключена первичная тайна бытия. Это безусловное обстоятельство понуждает нас к осмотрительности.

Вывод № 2. Смысл литературы не в сказанном, а в недосказанном, в том, что читатель доскажет сам после прочтения книги. Задача писателя – направить читательскую мысль. Всё прочее относительно.

Лежал, ворочался, пытался уснуть, снова ворочался – пыхтел – опять ворочался… Наконец не выдержал, откинул одеяло, встал, набросил халат и подсел к столу.

«Пиши, сова, пока жаворонок не запоет!» – усмехнулся я над самим собой, открывая ноутбук.

Н-да, легко сказать «пиши», когда голова занята единственной мыслью: «Дорогу в сон осилит идущий». С другой стороны, дорога в сон лежит через бессонницу, значит, в моем вынужденном бодрствовании есть смысл!

Тема? «Неужели до сих пор ты ничего не понял? – укоряю себя. – Любую тему можно мусолить до бесконечности, но только не бессонницу, которая рано и поздно кончается сном автора! Выходит, надо писать именно о бессоннице! И пусть бодрствование – это только путь (его назначение заранее неопределимо), само прикосновение к теме бессонницы творит удивительную метаморфозу – превращает неспящего в самурая! Ведь для самурая цель – ничто, главное – путь».

Делаю первый шаг. И тотчас натыкаюсь на выступающие из темноты предметы. Совсем рядом, как горный ручеек среди гранитных глыб, бежит, посверкивая, струйка времени. Продавливаю взглядом мрак и осторожно переношу тяжесть тела с левой ноги на правую. Глаза привыкают к темноте, движение вперед всё более увлекает меня. Исподволь приходит волнение: бессонница может внезапно закончиться, а я еще в самом начале пути! Начинаю торопиться, делаю неверный шаг. Скользнув по мокрой поверхности валуна, теряю точку опоры и, совершив немыслимый кувырок, исчезаю в образовавшейся округ меня глубине…